Вы входите через роскошную зеркальную дверь в здание гостиницы «Франсуа», вернее, в вестибюль ее ресторана. Отсюда можно пойти налево — в ресторан, а можно пройти прямо вперед, к невысокой двери, над которой нарисован лежащий в изломанной позе Арлекин.
Не помню, кто из двух друзей изобразил его, но если Юткевич, то это был автопортрет. Узкий, длинный разрез глаз, тонкий, вытянутый нос, острый овал лица, острые плечи, острые коленки, острые локти. Не хватало только тюбетейки и тросточки на кончике носа.
Итак, вы вошли во вторую дверь, прошли под Арлекином и спустились по лестнице в подвальный этаж.
Здесь наш дом, наш театр.
От «Кривого Джимми» кое-что осталось: гигантская бочка, на которой восседало одноглазое чучело — сам Кривой Джимми, несколько цветных фонарей и часть мебели, то есть маленькие и большие дубовые бочки. Маленькие служили в кабаре сиденьями, большие — столами.
О «Кривом Джимми», об этом замечательном театре, родившемся в Москве и переехавшем в Киев, к сожалению, очень мало известно. Между тем это было явление выдающееся.
Потомок «Кривого зеркала» и «Летучей мыши», «Джимми» не был ни их подражателем, ни прямым последователем.
«Кривой Джимми» создал свой стиль, свой репертуар и был совершенно своеобразен в постановочных решениях.
Это был театр высокой культуры — литературной, живописной, музыкальной. Театр тонкого юмора и высочайшего актерского совершенства.
Труппа «Джимми» составляла коллектив в настоящем смысле слова. Все делали всё. Не было больших и маленьких ролей. Такие звезды, как Владимир Хенкин, Федор Курихин, Иван Вольский, Александра Перегонец (казненная во время войны фашистами), Александра Неверова, играли всё подряд и всё с огромным наслаждением. Лучший в стране конферансье — А. Г. Алексеев постоянно вел программу.
У театра был один-единственный автор, который писал решительно все, весь репертуар театра. Пьесы, песенки, монологи, тексты танцевальных номеров, тексты для «хора братьев Зайцевых», все, все, все. Это был Николай Агнивцев.
Очень высокий человек, с длинными, «поповскими» волосами, в черной бархатной блузе и клетчатых брюках, в руке дорогая трость с массивным набалдашником. На запястье браслет в виде толстенной цепи из огромных стальных звеньев.
На полтуловища (буквально) выше всех окружающих, он проходил по улицам Киева как инородное существо, как пришелец из другого мира. Человеко-жираф.
«Жрецы искусства» в те годы часто одевались так, чтобы видом своим отличаться от простых смертных.
Среди простых смертных была в те поры распространена мода на толстовки. Это объяснялось весьма материальными мотивами: под толстовку не нужна верхняя сорочка, не нужен галстук, ее можно сшить из чего угодно — начиная от небеленого холста и кончая куском портьеры.
«Жрецы искусства» тоже часто ходили в толстовках, но сшиты они бывали из чего-нибудь сверх-неожиданного. Из лилового бархата, к примеру. А то видел я на одном из них толстовку из золотой парчи.
Эти снобы носили свои толстовки полурасстегнутыми — так, чтобы была видна белоснежная сорочка и галстук, повязанный бантом.
Именно такой бант носил под своей черной бархатной блузой и Агнивцев. Только его бант отличался от прочих гигантскими размерами.
При этом своем богемном виде Агнивцев был безотказным работягой, что как-то не вязалось ни с его внешностью, ни с поразительно ленивой походкой.
В афишах театра и в программах обозначались все — «виновники» представления, кроме одного — режиссера.
Против слова «режиссер» стояли три звездочки, как на бутылке доброго коньяка.
За этими звездочками скрывался Марджанов.
Не знаю, по какой причине он не ставил свое имя. Может быть, ему, знаменитому театральному новатору, постановщику прогремевших только что по всей стране «Фуэнте овехуна» и «Саломеи», казалось несерьезным, недостойным ставить свое имя на афише кабаре. Может быть.
Однако же и без подписи талант Марджанова, вкус Марджанова, новаторство Марджанова проявлялись в каждой программе и даже в самой обстановке театра.
И вот мы наследники знаменитого подвала.
По поводу названия театра никаких сомнений — конечно, «Арлекин».
И никаких сомнений по поводу первой постановки: «Балаганчик» Блока.
Почему мы решили ставить именно «Балаганчик»? Почему это было для нас так ясно и не вызывало сомнений? Не могу вспомнить. Итак — «Балаганчик» в постановке режиссеров Козинцева и Юткевича.
Наконец-то у нас свой театр. Все делаем своими руками. От уборки помещения до шитья костюмов и постройки декораций. И играем сами все роли. Кроме Козинцева, который наотрез отказался.