Американец вскакивает, хватает «за грудки» уходящего негра.
— …Мало тебе своих, черномазых?
— Пустите, пожалуйста… — негр пытается освободиться.
— Я бы ни за что не отпустила на вашем месте… — говорит Софья американцу.
— И не подумаю, На, получай, черномазый…
Американец размахивается, но негр успевает увернуться.
— Неужели, вы стерпите? — говорит Софья негру, и он бьет противника в челюсть.
Американец летит как снаряд, сшибая все, опрокидывая бочки и людей.
Мгновенно в драку включаются другие. Сергей защищает негра, и вот уже дерется весь кабачок.
Музыканты, побросав инструменты, прыгают в гущу дерущихся.
Отчаянно лает Зайчик.
Немецкий студент, с которым Софью только что познакомили, хватает ее за руку и увлекает к выходу.
В дверях Софья, смеясь, оглядывается: свалка в разгаре.
— Зайчик! Зайчик!
Собака выбегает, все еще лая на дерущихся.
С трудом выбирается из кабачка Сергей. Он помят, под глазом «фонарь».
— Ну, и дрянь же ты! — восхищенно говорит он смеющейся Софье. — Никогда бы не поверил…
Раннее утро. Русское кладбище.
Вокруг могилы, могилы, могилы. Надгробные надписи по-русски и по-французски.
Граф такой-то… Тайный советник такой-то… Генерал… Сиятельный князь… Надворный советник… Потомственный почетный гражданин… Контр-адмирал… Корнет…
И рядом имя каждого по-французски — месье такой-то, месье такой-то…
Могилы, могилы, могилы.
Софья сидит на скамье, отвернувшись, пряча лицо.
Потом вытирает глаза, придвигается к Сергею:
— Зачем?.. Почему?.. Скажи… Пустота. Глупость. Бессмыслица. Я легкомысленная, никчемная, ничтожная женщина, не способна даже любить. Ни на что не гожусь. Но, послушай, послушай — для чего-то же я родилась, не может же быть, чтобы все было просто так, просто так, понимаешь… без всякого смысла, Сережа?
Софья встает, идет по кладбищенской аллее, прикасаясь рукой то к памятнику, то к какой-нибудь ограде.
Скользит, скользит ее рука, то задерживаясь на миг, то пробегая по чугунной решетке.
— …И я сознаюсь еще… Ты не представляешь себе, как я боюсь смерти… Лежу ночью и холодею от ужаса, от сознания неизбежности… Счастье еще, что мы не знаем часа… А если б знать? Если точно знать… боюсь думать и не могу не думать об этом…
И вдруг — засмеялась:
— Смотри… боже, какие мы важные…
Аллейку переползает, неторопливо переваливаясь, большой рогатый жук.
— Слушай, это же папа! Видишь, как похож…
Они идут по аллеям кладбища. Софья, заложив руки за спину, и Сергей. Молчат. Останавливаются перед памятниками, читают надписи.
«В бозе почил»… «скончался»… «преставился»… «раб божий»… «раб божий»…
— Мне так его жаль, папу… ну, как он живет… — говорит Софья, — это в сущности трагедия. Никому они не нужны. Не хотят простить кого-то, кто вовсе не нуждается в их прощении. Живут своей ненавистью и умирают с нею. И вот… привозят их сюда, в Сен-Женевьев де буа. Бывшие, бывшие… А для меня отец… Если б ты знал, как он нас с Лялькой нянчил, как возился с нами… Ведь мы были совсем маленькими, когда мама нас бросила!.. Для всех он сильная личность, идейный человек, глава белого движения, а для меня… Я так бессильна помочь ему… Что это?
— Мой подарок.
— «Сергей Есенин»… Послушай, как ты угадал? Мне так хотелось…
Соня читает про себя, потом закрывает книгу и повторяет:
…Знаешь, я ведь раньше не читала ни одной русской книги. Мне не давали. И вот гуляю как-то по берегу Сены и останавливаюсь возле букиниста. Роюсь в ящике, и вдруг у меня в руке томик. Я его даже, кажется, не брала — он сам оказался в моей руке. Пушкин. Я, конечно, знала, кто Пушкин, но даже в переводе не читала. Не могу объяснить тебе, Сережа, что со мной произошло. Я пришла в себя, может быть, через час — сижу на ступеньках у Сены и реву… Теперь я читаю без конца, читаю русские слова и плачу, даже когда ничего нет грустного… А тут еще моя глупая память… Ты знаешь, я вообще все запоминаю, но русские слова просто врезаются… «Оленька, дочь отставного коллежского асессора Племянникова, сидела у себя во дворе на крылечке, задумавшись…» Я «Душечку», наверно, год назад читала, а могу сейчас всю наизусть…
— Тебя надо за деньги показывать.
— «Живите, живите все! Всем надо жить, а мне надо умереть». Могу прочесть всю «Бесприданницу»…