Они выходят на полянку, профессор увидел Зину.
— А, дежурная! Что в лагере?
— За время вашего отсутствия, товарищ командир, никаких происшествий не произошло, за исключением убийства с целью ограбления неизвестной старухи двумя жителями нашего лагеря. Дежурная Зинаида Курочкина.
— Убийцы обнаружены? — будничным тоном спрашивает профессор.
— Вот они — Миронов Анатолий и Репин Александр.
— Что ж, товарищи, можно считать, день прошел нормально. Прошу быть наготове: наш тайный план будет реализован ночью. Приближается гроза, и это нам в высшей степени на руку. Оружие подготовлено?
— Все спрятано в кустах у большого кипариса.
— Какой такой тайный план? — спрашивает у Толи Лена.
— Эта девушка изгнана из вражеского лагеря и просит политического убежища, — говорит Зина.
— Предоставить, — отвечает профессор.
Тужиков отводит профессора в сторону.
— Товарищ командир, прошу разрешения на переговоры с противником.
— Неужели вы на что-нибудь рассчитываете?
— Это мой долг.
— Что ж, попытайтесь.
Тужиков направляется к даче Потапенко.
— Послушай, Сашка, — говорит Толя, — мы по твоему поводу приняли решение.
— Интересно, какая судьба меня ждет?
— Без шуток. Вопрос серьезный. Нам троим нужно разрешить, может быть, самую важную проблему будущего общества. Это не громкие слова, и нечего тебе ржать. Вопрос стоит так: смогут или не смогут люди, когда исчезнут все другие противоречия, победить в себе зависть, ревность, обиды и прочую гадость.
— И вы решили на мне поставить эксперимент. Нашли кролика.
— Не на тебе, а на нас троих. Мы с тобой друзья. Живем в одной комнате. Между нами ни материальных, ни социальных, никаких различий. И вот является такая Лена, и начинается конфликт. Типичный конфликт будущего человеческого общества.
— Что же вы решили про меня, люди будущего?
— Во-первых, — говорит Лена, — мы уедем отсюда вместе, втроем.
— Лену в коляску, я — на багажнике.
— Трогательный пейзаж, — усмехается Саша.
— Слушай, Сашка, и не возражай. — Толя берет его за руку. — На первый взгляд это, может быть, глупо, и мещанин только посмеется… Но мы сделаем так — Лена переведется в Ленинград. Мы с ней поженимся и мою комнату разделим пополам. В одной половине будем жить мы с Леной, а в другой — ты. Мы по-прежнему будем с тобой всегда рядом… Нет, ты постой…
— Что меня больше всего трогает — это забота о человеке.
— Пойми, чудак, это необыкновенно серьезно. Что же мы, на словах одно, а на деле ничем не лучше этих… (Жест в сторону дачи.)
— Что это вы все «мы» да «мы»… Скажите, пожалуйста! Опыт-то собираетесь на мне одном ставить? Пусть этот Сашка живет рядом. Во-первых, хоть он и дуб, а все-таки приятель. Во-вторых, развлечение — посмотрим, как он будет реагировать на наше семейное счастье. Скажите, какие новые люди!
— Дурак ты, дурак.
— В общем, напрасно вы ко мне вяжетесь. Садитесь в автобус, и привет. Деньги на дорогу теперь у Тольки есть…
— Кстати, откуда у вас действительно появились деньги? — спрашивает Лена.
— Михаил Михайлович одолжил. Сашка проболтался, что мы рюкзак посеяли. Он прямо-таки заставил взять.
— Сашенька, если ты действительно ко мне хорошо относишься…
— Начинается демагогия.
— Пойми, Саша, я никогда не прощу себе, если из-за меня разобьется ваша дружба…
— Боюсь, что ты сильно преувеличиваешь свои возможности.
— Но я ведь серьезно…
— Короче, я иду готовить харчи. Через десять минут приходите ужинать. А что касается ваших утопических предложений, считайте их с благодарностью отклоненными.
Саша уходит.
— Какой дурак… Как же вышло, Леночка, что Дуська тебя выставила? И с отцом ты не простилась?
— Потому и не осталась до утра. Начнутся из-за меня объяснения с Евдокией Ивановной. Я и в палатке не хочу ночевать. Пойду на станцию — устроюсь на турбазе.
— Утром вместе пойдем.
— Нет, нет…
— Тогда я тебя провожу.
— Жаль все-таки, что Сашка не смог подняться над всем этим…
— Я бы остался с тобой сразу на турбазе, но здесь есть дело…
— Тайный план?
— Я по дороге расскажу. Доведу тебя до базы и вернусь. А утром мы с тобой двинемся в путь.
— Итак, начинается наша жизнь. Дай руку, — говорит Лена.
— Зачем? — протягивает он руку.
— Так. Подержать. А у тебя ногти обкусаны.
— Я уже почти отучился. А у тебя очень глупая лапа.
— Ты не представляешь, какое это странное чувство. Наверно, мне его всю жизнь не хватало — отца. И вот… и эта женщина… наверно, я должна ее ненавидеть — она разбила нашу жизнь. А мне ее жалко почему-то… Она ведь отца по-своему любит… Как это все страшно… И отца ужасно, ужасно жаль… Ну, что за жизнь у него. Вечно под каблуком у этой Дуськи, ничего они не видят. И так меня тянет броситься к нему, крикнуть «Папа… это я, слышишь — это я!» А потом думаю — ни за что! Если б я ему была нужна — разыскал бы, о маме бы горевал. Толик, он…