— На Состязаниях я встречался с Линой ещё раз, — продолжил Сареф, настойчиво сдвигая эту тему в сторону. Он вполне справедливо полагал, что этим Мимси хотела заглушить другие, более неудобные вопросы, — она сказала, что твоей жизни угрожает опасность. Могу ли я узнать — какая именно?
— Конечно, — пожала плечами Мимси, — Виктор Уайтхолл хочет убить меня. Навсегда, само собой. Если бы всё дело было в его уязвлённой гордости — одну смерть и одну потерю Параметров я бы как-нибудь пережила.
— Убить тебя? Но почему?
— Как ты думаешь, Сареф, почему Виктор Уайтхолл, выходец из городских трущоб, сумел стать главой клана?
— Ну… он же выиграл Системные Состязания. Разве нет?
— Действительно, выиграл, — согласилась Мимси, — и это дало ему право вступить в клан Уайтхолл. Вот только потом, восемь лет спустя, свои Всесистемные Состязания он проиграл. Тем не менее, два года спустя он занимает кресло главы клана.
— Прости, Мимси, но я всё равно не понимаю, как это связано с тобой. По словам Лины, вы расстались ещё до того, как Уайтхолл отправился на обычные Состязания, и всё это время вы не виделись. По какой такой причине он вдруг пожелал убить тебя спустя десять лет — для меня совершенно непонятно.
В ответ на это Мимси лишь вздохнула и покачала головой.
— Прости, Сареф. Но я не могу об этом говорить.
— Но почему? — возмутился Сареф, — нет, Мимси, так не пойдёт. Если уж сказала Один, говори и Два. Твоя дочь, вообще-то, предала меня из-за этого. Мне кажется, после этого я имею право знать, почему.
— Мне очень жаль, Сареф. Я поклялась самой Системой, что никогда не стану об этом говорить. Если я нарушу слово — то умру навсегда. Ты не хуже меня знаешь, что клятвопреступники наравне с самоубийцами теряют право на возрождение в Системе.
— Это как-то связано… с Севрогандскими Дьяволицами? — спросил Сареф. Больше наугад, но, судя по тому, как испуганно замотала головой Мимси, выдавая себя с потрохами, он понял, что попал в яблочко.
— Ладно, — задумчиво сказал Сареф, доставая из Инвентаря листок бумаги и карандаш, которыми его своевременно снабдил Эргенаш, — как говорится, клятвы существуют для того, чтобы их обходить. Если ты дала слово никому никогда не говорить об этом, — конечно же, молчи, слово надо держать. Но ничто не мешает тебе написать об этом. Правильно?
Мимси всё ещё испуганно смотрела на Сарефа. Но потом, поняв, что он всё равно не отстанет, слабо улыбнулась и сказала:
— Всё-таки ты вырос, воробушек. И настойчивость, и сообразительность… Ну что ж, попробуем. Начинай.
“Почему Виктор Уайтхолл хочет тебя убить?”
“Потому что ему за это было обещано кресло главы клана.”
“Каким образом?”
“Он проиграл Всесистемные Состязания и лишился своего шанса. Однако через два года я стала слишком неудобна для некоторых людей. Ему была обещана политическая поддержка и продвижение. В обмен на мою смерть.”
“Но кому ты стала так мешать? Это связано с тем, что ты была Севрогандской Дьяволицей?”
“Да. Я была Севрогандской Дьяволицей. И однажды клану Айон это стало очень мешать.”
“Но при чём тут Айон?”
Вглядываясь в написанные слова, Сареф невольно сравнивал свой почерк и почерк Мимси. У него буквы были высокие, угловатые, с небольшим наклоном. У Мимси, напротив, небольшие, круглые и почти без наклона. Кроме того, Сареф, когда писал, то с силой давил на карандаш, а вот рука Мимси буквально порхала над листом бумаги. И на её лице постепенно проступало воодушевление, словно бы на самом деле это вынужденное молчание страшно её тяготило, и ей хотелось поделиться этой тайной хоть с кем-нибудь.
“Айону очень мешали Севрогандские Дьяволицы. Мы были одной из лучших групп по походам на монстров. И мы могли справиться с абсолютно любым заказом. В нашей карьере было очень много заказов из Гильдии Ходоков на артефакты и эманации Чёрного Молоха и Василиска Вечности. Клан Айон не желал себе такой конкуренции. Нас подставили, и Чёрный Молох убил нас навсегда.”