— Ваше благородие, чечен он, приехал, видимо, торговать. По бедности своей… — выступил из толпы казак. — А наши, вон, сговорились избить его… Да ведь позор, ежели такое случится.
Позор, ваше благородие, и нашей станице, и всему терскому казачеству. У нас подобного отродясь не было. Чеченцы бы так подло, ваше благородие, с нами не поступили ни в жисть…
— Это ты верно говоришь, Пантелей, — согласился Беллик.-
Невелика храбрость всей станицей напасть на одного. Всем запомнить: они не только наши гости, они подданные Его Императорского Величества, как и любой из нас. Война кончилась, нам с ними жить в мире! Кто начал приставать?
— Знамо, Фролов.
Беллик погрозил рыжему пальцем:
— Некрасиво, Фролов, для твоей фамилии. Не к лицу. Отныне строго буду наказывать всех, кто обидит чеченцев, пришедших к нам с мирными делами. Корней, позаботься о нем, — Беллик кивнул в сторону Али. — Все! Разойдись!
— Погоди, паршивец! — скрипел зубами Фролов. — Припомню я тебе этот день. И Никифорычу не забуду.
— Господи, напугал как! Сам же не веришь в то, что болтаешь.
— Пантелей презрительно сплюнул. — Моя сабля остра, разрубит любую шею. Хочешь сохранить голову на плечах, не лезь на рожон, сиди и сопи себе…
— Гони, кунак, арбу за мной. — Корней подошел к Али. — Не бойся.
В станице волоска с ваших голов не упадет.
Они отъехали от центра, и вдруг Корней начал извиняться, будто это он был виноват в случившемся.
— Обо всех плохо не думай, кунак. Подлые люди всюду есть — и у нас, и у вас. Разжирели на наших хлебах… Какой резон нам враждовать с вами. Жили же наши деды мирно, друг к другу в гости ездили по-родственному и по-кунакски. Война все перемешала.
— Ты спас меня. Теперь моя жизнь — твоя жизнь.
Корней отмахнулся:
— Не я один заступился за тебя. Заступились многие. Да ладно тебе. За что благодарить? За пустяк… Ну и башка у меня!
Болтаю-болтаю, а имени у своего кунака не спросил.
— Меня зовут Али. Из Гати-Юрта я, что в Ичкерии. Это чуть выше Герзель-аула на левом берегу Аксая. Там у меня есть и брат, Арзу.
— У меня много друзей среди чеченцев. Теперь и ты в их числе.
Что тебя привело в нашу станицу?
— Женился я, Корней. Семья теперь. А как жить, если быков нет, коровы тоже, арба — чужая. В горах ничего нет, а у вас можно купить хоть из старенького: и вилы, и лопату, и косу…
— А что же у тебя в арбе?
Али смутился:
— Древесный уголь, дикие груши, мушмула…
Корней покачал головой:
— Товар, извини, неходовой, неважнецкий.
— Я сразу понял, как приехал.
Корней сел на передок, взял из рук Али хворостину и погнал быков.
Чем больше удалялись они от площади, тем грустнее становился Корней. Он раскурил ореховую трубку и молча дымил, видимо, думая о чем-то своем… Неожиданно проговорил:
— Видишь вон ту покосившуюся лачугу? Это и есть моя изба.
Полна детьми, так что сесть негде. Как же получше принять вас?
Вот ведь беда какая…
Али понял, почему задумался Корей.
— Не надо говорить так, — ответил он. — Ты хороший человек, это и есть твое богатство.
— Нет, к себе я вас не поведу, — стоял на своем Корней. — Но у меня есть друг. Андреем звать. Только он и сможет помочь вам. Поедем к нему.
Вот в тот памятный день и познакомился Али с добродушным Андреем. Он и жена его Наташа встретили гостей с таким искренним радушием, словно знали их давно и давно ждали в гости. Эту ночь Али с Айзой провели у них, а назавтра вернулись домой.
* * *
…Наступила зима. Морозным вечером в станицу въехали двое всадников, закутанные в башлыки. Они рысью проскакали центральную улицу, достигли окраины и остановились у дома Корнея. Хозяин не спал, к нему часто приезжали чеченские наездники, но чтобы вот так открыто, а тем более и в столь раннее время, никогда такого не было раньше, да и деловые встречи до сих пор назначались вне станицы.
Корней вышел к калитке, но не сразу признал всадников, чьи лица закрывали покрытые инеем башлыки, только глаза и были видны.
— Салам алейкум, Корней, — приветствовал тот, что был пониже ростом. Он легко спрыгнул с коня и, подойдя к хозяину, спросил:- Примешь гостей?
— Али, вот молодчина! — Корней бросился обнимать друга.-
Значит, жив, буйная голова? Думал, совсем ты забыл своего кунака.
— Нет, Корней, нет.
Корней с любопытством посмотрел на его спутника.