Во мне течет кровь горца и сердце тянется к своим. Я не могу оставаться равнодушным к судьбе чеченцев, хотя они и из другого племени. Уверен — они не покорятся. И у меня нет никаких сомнений в провале вашего плана. Он неприемлем. Более того, чреват непредсказуемыми последствиями. Если мы начнем переселять чеченцев силой, то они немедленно возьмутся за оружие. А это уже новое кровопролитие. Вернемся к сороковому году. Думаю, если бы тогда мы постарались найти общий язык с чеченцами, то войны с ними, возможно, удалось бы избежать.
Неужели мы снова повторим ту же ошибку? Не берите пример с генерала Пулло, ваше превосходительство!
Сегодня Кундухов удивлял Лорис-Меликова. Командующий то и дело поглядывал на него, словно сомневался, а тот ли самый человек сидит сейчас перед ним? Небывалое дело! Начал заступаться за горцев, чеченцев жалеет. Но разве не он, не Кундухов, пролил столько чеченской крови? Разве не он отличался при этом особой жестокостью в Ичкерии?
— Хитрость, осторожность выжидания — вот наши надежные союзники в этом деле, — добавил Кундухов. — В противном случае не миновать беды. В Чечне появится новый Шамиль.
— Второго Шамиля не будет, — отрезал Лорис-Меликов.
— Да, справедливо. Великие люди рождаются раз в сто лет.
— Вы меня неправильно поняли, Муса Алхазович, — покачал головой Михаил Тариэлович. — Я говорю не о личности Шамиля. Признаю, что он, бесспорно, был мудрым и смелым человеком, талантливым организатором, в духе горцев. Но военные победы были результатом действия его лучших наибов. И еще вы забыли, дорогой мой, что великим Шамиля сделали чеченцы. Ведь в 1839
году не без помощи самих же дагестанцев мы его почти похоронили в Ахульго, после чего он с семерыми товарищами, скрываясь в горах Дагестана, всеми преследуемый, добрался до Чечни, где нашел приют и убежище. На его счастье и к несчастью нашему — в этот период восстала Чечня. Так что стечение обстоятельств, игра случая вознесли Шамиля на вершину тех событий. Как в свое время французская революция — Наполеона.
Двадцать лет Шамиль опирался на Чечню, которая поставляла ему военную силу и была его продовольственной базой. Собственно, почти вся война-то и проходила там. Кстати, чеченские военачальники составляли большую и наиболее талантливую часть его командования. Короче, в анналы истории Шамиль навечно вписал свое имя острием чеченских сабель. Но теперь нет и прежней Чечни. Она потеряла всех своих талантливых вождей и храбрых воинов, а оставшихся Шамиль разложил морально.
— Мы тоже не сидели сложа руки.
— Еще раз повторяю: теперь нет той прежней Чечни и никакому новоявленному Шамилю не выстоять против нас. Хотят они или нет, но все малые и отсталые народы должны подчиняться более сильным, более развитым. В своих собственных интересах. Тому учит многовековой опыт истории.
— Что верно, то верно, — согласился Кундухов. — Время рыцарей ушло. И Чечне не стать прежней. Как вы справедливо соизволили выразиться, ее разложили морально. В течение последних двадцати лет она металась между двух огней: с одной стороны — деспотия Шамиля, с другой — мы.
Разговор прервался. Вошел капитан Золотарев и положил перед командующим папку с официальными бумагами. Лорис-Меликов бегло просмотрел их, подписал и вернул. Капитан вышел.
— Да, хитрым и коварным оказался Шамиль, — сказал Лорис-Меликов. — Если бы не его политика "разделяй и властвуй", с Чечней пришлось бы еще долго возиться. Чтобы убить у чеченцев патриотизм, дух вольности, уничтожить родовые связи, народные традиции и обычаи, превратить их в преданных рабов, отменив адат[9], Шамиль силой насаждал в Чечне шариат. Дошел до того, что, не доверяя чеченским муллам, обучавшим детей в медресе, заменял их дагестанскими, оплел население Чечни сетью соглядатаев и шпионов. Я думаю, не появись Шамиль со своими проповедями газавата, горцы давно помирились бы с русскими.
— До Шамиля были шейх Мансур, Бейбулат, Кази-Мулла.
— Благодаря дикому фанатизму горцев.
— К вашему сведению, Михаил Тариэлович, наши горцы, тем более чеченцы, абсолютно ничего не имели против русских. Когда над кавказскими народами нависла угроза оказаться под властью одной из трех могущественных держав — Турции, Персии или России, — все народы отдали предпочтение России. И не потому, что правление в России было более демократичным, чем в двух других, а потому, что здешние народы симпатизировали русскому народу, по природе своей простому, доброму, мужественному, хотя тоже бесправному и угнетенному. Более того, наше российское правительство золотом, чинами и подарками купило горских феодалов, переманив их на свою сторону. И скажу вам, Михаил Тариэлович, первым из народов Кавказа, пожелавшим установить дружеские связи с Россией, был буйный, неугомонный народ Чечни. Не из страха. Чеченцы занимают безопасную территорию Северного Кавказа, а потому их не касались и не пугали разорительные набеги турков и персов. — Кундухов перевел дыхание. — Некогда сильный и многочисленный народ, живший в горах, обескровленный вековой борьбой с татаро-монгольскими завоевателями и полчищами Тимура, но так и не покорившийся им, стал впоследствии подвергаться систематическим набегам полчищ кабардинских, черкесских, калмыцких, ногайских и дагестанских феодалов. А что же правительство России? Да, наше правительство не только поощряло набеги, но и постоянно оказывало их участникам военную помощь. Порой чеченцам удавалось изгонять со своих земель феодалов-захватчиков. Но наши же русские войска совершали карательные экспедиции в Чечню, и, подавляя сопротивление чеченцев, теперь уже властью правительства вновь сажали им на шею столь ненавистных соседних феодалов. Видя происходящее, чеченцы, тем не менее, не вступали в конфликт с Россией, продолжали верить ей и уважать русский народ. По моему личному мнению, в этом немалая заслуга терских казаков, которые лет двести жили бок о бок с чеченцами. Чеченцы и казаки были добрыми соседями, и по своим соседям чеченцы судили о русском народе в целом. Общественный строй, характер тех и других были сходны. Они перенимали друг у друга лучшие обычаи и традиции. Жили мирно и дружно, даже роднились между собой. И не думали ни о каких ссорах. Но мы-то с вами знаем политику нашего правительства. Вот тогда в Чечне появился знаменитый чеченский пастух Ушурма, прозванный шейхом Мансуром, после него — широко известный чеченский вождь Бейбулат Таймиев, затем — Кази-Мулла и, наконец, Шамиль.