Покончив с обедом, Муравьев сказал Боте:
— Не сочтите за труд, господин майор, помогите старосте собрать народ.
Муравьеву не пришлось дважды повторять свою просьбу исполнительному Боте.
— Кто этот чеченец, господин полковник? — спросил недавно прибывший в Чечню штабс-капитан фон Клингер. — У него и речь, и походка — кадрового офицера, русским он владеет в совершенстве…
— Позволю себе заметить, капитан, не только русским, но и польским, и французским, — живо подхватил полковник. — Вы угадали, он кадровый офицер. Вернее, бывший.
Фон Клингер удивленно посмотрел на полковника.
— Вам разве не доводилось слышать его историю? — удивился, в свою очередь, полковник Головаченко.
— Я здесь человек новый, — как бы извиняясь за свою неосведомленность, проговорил штабс-капитан.
— Легендарная личность! — полковник отхлебнул из бокала. — Это же Шамурзаев!
— Удовлетворите любопытство штабс-капитана. Расскажите, — попросил Головаченко. — Право же, мне столько раз уже приходилось излагать его историю, что это мне изрядно надоело.
— Будьте добры, расскажите, — в голосе штабс-капитана слышалась мольба.
— Ну, так и быть. Поведаю. Время у нас есть. Но прежде нужно промочить горло.
Фон Клингер немедленно наполнил бокалы.
— Итак, господа, — полковник залпом осушил свой фужер, — слушайте. Если же точнее, то мой рассказ исключительно для вас, штабс-капитан. Я уже сказал, что этот Шамурзаев — легендарная личность. И очень сложная. Сие абсолютная правда.
Для полной ясности вспомним времена Алексея Петровича. Как-то наши войска сожгли чеченский аул и перебили всех его жителей.
В живых остался один девятилетний мальчик, но он, правда, был ранен. Солдаты привезли его в крепость. Барон Розен, брат бывшего командира корпуса, отправил мальчика к своей семье.
Чеченцы — народ хотя и дикий, но должен вам признаться, умный и любознательный.
— Вы совершенно правы, господин полковник, — оживился вдруг фон Клингер и, чтобы блеснуть своими познаниями о крае, торопливо продолжал:- Я слышал, что и ранее точно при таких же обстоятельствах были взяты в плен два мальчика, сделавшиеся впоследствии широко известными.
Один из них — Александр Чеченский, генерал, герой тысяча восемьсот двенадцатого года, а второй — Петр Захаров, художник-академик.
— Так вот, — продолжал полковник, терпеливо выслушав тираду своего молодого собеседника. — В семье барона Бота получил образование, окончил военную школу и стал офицером. Должен подчеркнуть, способным офицером. Сам барон души не чаял в своем воспитаннике. Блестящий офицер, умный, смелый, он невольно бросался в глаза. Однажды Великий князь Константин — наместник Царства Польского — попросил барона отпустить молодого офицера в его личный конвой. Барон согласился. Вскоре Бота стал любимцем и августейшего наместника. Константин Павлович пожелал его женить на девушке из благородной семьи, для чего предложил Боте принять крещение. Бота поблагодарил, но от предложения решительно отказался и попросился на Кавказ, по которому не переставал тосковать.
— Смелый отказ и благородная просьба! — с жаром воскликнул фон Клингер. — Таких людей не часто встретишь.
— Цесаревич не стал препятствовать. Молодого офицера отпустили на Кавказ, — продолжал Муравьев. — Здесь Бота служил переводчиком при начальстве левого фланга. Служба его в укреплении Таш-Кичу совпала с появлением на горизонте Шамиля.
Думаю, что о том, как Шамиль в Дагестане потерпел поражение и сбежал в Чечню, о восстании сорокового года, о наших первоначальных неудачах вы знаете. Бота внимательно следил за событиями в Чечне, но глубоко ошибся в своих предположениях.
Он решил, что сила на стороне горцев и что, прогнав нас, горцы смогут создать свое государство. Тот же, у кого умная голова и крепкая рука, может стать в этом государстве если не первым, то, во всяком случае, вторым лицом после имама. Неуемное тщеславие и властолюбие сыграли с ним злую шутку. Во время строительства Куринского укрепления он повздорил с начальством и, боясь взыскания, сбежал к Шамилю.
— Честолюбие… Вот что его погубило, — по-своему трактовал данный факт Головаченко, расправляясь с очередной куриной ножкой.
— Понятно, что означало для Шамиля заполучить такого ценного человека, — полковник отпил из бокала. — Еще бы, талантливый офицер, осведомленный обо всех наших делах, отлично знающий языки. Можно сказать, Шамилю несказанно повезло. Он тут же назначил его наибом и начальником разведки. Бота был смел, находчив, изумительно хладнокровен, не терялся в любых обстоятельствах и умел мастерски скрывать свои подлинные чувства. Все эти качества своего характера он проявил незамедлительно, что сделать было не слишком трудно, зная наши порядки, характеры и способности командиров, и вообще, все, что касалось нашего края и наших войск. Так вот, он нам вредил более всех остальных военачальников Шамиля вместе взятых.