— Правильно, — согласился Али. Озорное выражение не сходило с его лица. — Ты мой старший брат и командир. Вот поэтому и не могу отпустить тебя одного. Иначе кому выполнять твои приказы?
— Тебе нужен паспорт…
— Возьми.
— Нет!
— Что ж, обойдусь без него…
— Али, не выводи меня из терпения, — взмолился Арзу. — Клянусь Аллахом, поступлю с тобой, как с непослушным буйволом.
Лицо младшего брата вдруг исказилось, шутливое выражение слетело с него. Али бросился к Арзу и, обняв его колени, торопливо заговорил:
— Арзу! Я не могу тебя покинуть. Ты был мне отцом, матерью, сестрой. Как я буду без тебя? Я не вынесу разлуки. Ради Всевышнего, создавшего нас, возьми меня с собой. Пойми, ты едешь в далекую страну. Там может случиться всякое. Неужели ты не хочешь, чтобы я был при тебе?.. Арзу… Я ни разу не ослушался тебя… Не вынуждай меня и не лишай жизни…
— Встань, Али, — тихо сказал Арзу. — Пойми и ты: оставлять детей одних нельзя!
— Отец Айзы возьмет их к себе, — с надеждой в голосе ответил Али.
Сердце Арзу не выдержало. Тронутое братской любовью, оно сдалось. Арзу показалось, что перед ним и сейчас тот же ребенок, которого он когда-то качал на коленях, потом провел с собой через горнило войн, пока он не достиг совершеннолетия.
На какое-то мгновение к нему словно вернулось прошлое.
— Али! — вскрикнул он и, судорожно прижав к себе брата, стал ласково гладить его голову. Как в давние-давние времена…
ГЛАВА XV. МУХАДЖИРЫ
Я здесь первый и один по сие время восстал против пагубных военных действий на Кавказе и от этого вынужден покинуть край… Наши действия на Кавказе напоминают все бедствия первоначального завоевания Америки испанцами, но я не вижу здесь ни подвигов геройства, ни успехов завоеваний Пицаро и Кортеца. Дай Бог, чтобы завоевание Кавказа не оставило в русской истории кровавого следа истории испанской.
Н.Н. Раевский
Печаль и траур пришли в дом Мачига. Нет, в семье никто не умер, все были живы и здоровы, просто правоверный мусульманин совершал благочестивый поступок — покидал страну гяуров, что на том свете непременно зачтется ему и откроет дорогу в царствие небесное. Так поступил и пророк Мухаммад… Вот это-то прощание с родиной и несло на себе траурную печать.
К его двору пришла добрая треть аула. В большинстве своем женщины, что Мачига особенно раздражало. Он носился между ними то в дом, то из дому, загружая арбу, хотя, собственно, и грузить-то особенно было нечего. Тем не менее арбу следовало набить, пусть хоть рухлядью, закрыть сверху войлоком.
Попробуй, догадайся потом, что там под ним?
Быки стояли, понурив головы, косили глазом на приунывших женщин.
— Вас видеть такими — счастья не будет, — бурчал Мачиг, сердито поглядывая на женщин. — Вы что, хоронить меня собрались? — Он юркнул в дверь и тут же показался вновь, чтобы подать Кюри деревянный поднос и медный котел, почерневший от копоти.
Наконец Мачиг раза три обошел арбу, осмотрел, ощупал поклажу и вроде остался доволен.
— Ну, — крикнул он, — теперь садитесь!
Васал пристроил ребятишек. Средний малыш громко заплакал.
— Ты что, разве мужчины плачут? — прикрикнул на него Мачиг.
Женщины вышли на улицу. Зазу задержалась.
— Ну, все оплакала, женщина? — спросил Мачиг жену.
— Что же с нами будет? — сдавленно вскрикнула Зазу и кинулась на грудь Кабират, самой старшей из женщин, пришедших на проводы.
— Успокойся, Зазу, — утешала Кабират. — Бог не допустит несчастья… Не должен допустить…
Женщины заголосили.
— Хватит, Кюри! Выводи быков на улицу, — сморщившись, словно от боли, крикнул Мачиг.
Арба протяжно заскрипела и медленно тронулась со двора.
В последний раз Мачиг переступил порог родного дома. При виде пустых стен, горло Мачига перехватило. Здесь родились его отец, дед, прадед. Вот из этого окна впервые увидел мир и он, Мачиг. Теперь этот ветхий домик похож на покойника, и окна его напоминают пустые глазницы. Мачиг прошел в сад. На деревьях уже появились цветы, но большинство их стояло подобно скелетам. На их стволах виднелись черные зарубки, сделанные топорами солдат во время разгрома аула.
С другого конца аула до Мачига донесся протяжный распев мужских голосов.
— Прости, Аллах! — Мачиг смахнул со щеки скупую слезу. Утром он уже сходил на кладбище и простился с могилами предков.
— Простите меня! — теперь шепотом произнес он.
Тело Мачига отправлялось в Турцию, душа же навеки оставалась здесь, в родном доме. Кинжалом Мачиг вырезал кусок земли, завернул его в чистую тряпицу и спрятал за пазухой.