— Вот теперь все, — проговорил Мачиг, взглянув на поджидающею его Васала.
Васал потупился. Он понимал Мачига. Тоска по родине не умерла в Васале. Она жила в нем и вместе с ним должна была сойти в могилу…
— Я провожу тебя до хребта.
— Не стоит. Двери, окна и калитку закроешь потом, после нас.
Если не трудно будет, присматривай за домом. Кто знает, как все обернется. Если через год не вернусь, распоряжайся домом по своему усмотрению: хочешь — оставь себе, нет — продай.
Мачиг подошел к женщинам и простился с каждой отдельно.
— Провожайте нас улыбками, — приговаривал он. — За счастьем едем!
— Прощайте!
— Доброго пути!
— Да поможет вам Аллах и пророк его!
— Не забывайте нас!
— Зазу, счастья тебе!
— Счастья всем вам!
Из-за поворота показалась кавалькада всадников. Впереди в высокой каракулевой шапке, низко сдвинутой на лоб, на белом коне важно восседал мулла Шахби. Белоснежная черкеска из дорогого сукна и серебряная сбруя его коня говорили о том, что мулла собрался в дальнюю дорогу. Чуть поодаль от него ехали Арзу, Маккал, Чора и Али. За всадниками тянулись повозки. И здесь арба муллы была первой. Грузная Бежу гордо восседала на ее передке. Рядом с арбой, погоняя волов, ехал Хабиб. За второй волочил искалеченную ногу мрачный Гати. Эсет все никак не могла оторваться от многочисленных братьев и сестер. Все они безудержно рыдали. Наконец она догнала повозку и, не переставая рыдать, пошла с ней рядом.
Арба Мачига пристроилась последней и, немилосердно скрипя колесами, медленно потащилась по пыльной дороге. Угрюмый Кюри шел впереди, ведя быков за налыгач. В повозке среди испуганных детей сидела Зазу с опухшими от слез глазами. Рядом, прикрыв лицо черным платком, семенила Зару. Позади, завершая эту необычную процессию, закинув руки за спину, шли Мачиг и Васал.
— Не послушался ты меня, Мачиг, зря, конечно, едешь, — говорил Васал, — что ж, дело твое.
— Не надо, Васал. Все уже решено, — отвечал Мачиг, не поднимая головы и бессмысленно глядя себе под ноги. — Говорим…
говорим. А душа горит… Не надо…
— Я не верю, что у турок будет легче. Но дай Бог, дай Бог…
— Ты настоящий друг, Васал. Спасибо тебе.
— Если что, то возвращайся сразу.
— Ладно, Васал.
— Без родины — не жизнь, Мачиг. Здесь трудно ли, нет ли, но ты в своем родном доме. Не зря говорят: свой ад лучше чужого рая. Правильно говорят.
— Согласен, Васал, согласен. Лучше жить нищим на родине, чем падишахом на чужбине. Слышал. Но как жить? Ты видел русских здесь; о том, что они творили, тебе не надо рассказывать. Но и Андрея, и Яшку, и Корнея ты знаешь. Очень хорошие люди! Если бы и другие русские были на них похожи, я бы не уехал…
— Не говори так, Мачиг. Ну хорошо… Только ведь из русских-то ты кого видел? Солдат да офицеров. Но русский народ не видел.
И как живет, не знаешь. Ты забыл, что Яшка рассказывал? И про свою судьбу я тебе говорил. Богатые есть везде, они не разбирают, кто ты — чеченец или русский. И в Турции точно так же. Сам убедишься скоро. Не найдешь ты правды, нет ее на свете, Мачиг.
— Мне больно слушать тебя, брат.
— Прости Мачиг.
Минуту-другую они шли молча.
— Как приедешь, обязательно напиши, Мачиг.
— Через кого?
— Может, кто надумает обратно?
— Напишу, Васал.
— А за твоим двором я присмотрю. Сердце подсказывает, недолго вы там задержитесь.
— Все в руках Аллаха.
Передние повозки уже взбирались на вершину балки, откуда провожающие и вернутся обратно. Каждый шаг приближал минуты расставания.
Дорога круто забирала вверх; в том месте, где она переваливала через хребет, Васал заметил пароконную повозку. Около нее стояли трое: один в архалуке и с картузом в руке, двое других в обычной кавказской одежде.
Это были Корней, Андрей и Яков. Вчера, когда в Червленую приезжал Данча, они совершенно случайно узнали от него, что гатиюртовские друзья уезжают сегодня в Турцию. В полночь выехали из станицы и вот еле-еле успели.
Али первым узнал их.
— Арзу, гляди! — радостно закричал он.
— Андрей приехал!
— И Корней!
— А вон и Яков!
Они пустили коней вскачь и вскоре оказались в крепких объятиях друзей.
— Надо же! Не ожидали вас!
— Тайком хотели уехать?
— Как дома, как семьи?