Пришли историки-летописцы Кавказской войны — тайный советник, академик Российской академии Адольф Петрович Берже, Николай Федорович Дубровин, Арнольд Львович Зиссерман, Ростислав Андреевич Фадеев, художник князь Гагарин, ученый-нумизмат генерал-лейтенант Бартоломей, полковник Вейденбаум и другие.
Общество украшали величественные дамы и блистательные, искрящиеся юностью барышни.
Наступила торжественная минута.
Инициатор и организатор кавказских вечеров, их бессменный председатель и тамада, известный писатель граф Владимир Александрович Соллогуб грузно поднялся со своего места и взял со стола сверкающий хрустальными гранями бокал с вином.
— Милостивые государи! Милостивые государыни! Сегодня минуло ровно два года с того памятного дня, когда наше собрание имело честь провожать в этой комнате царственного наместника на достославный подвиг. Уже тогда все мы единодушно предрекали ему громкую славу, а Кавказу — покой и мир. Я вновь слышу сказанные тогда слова нашего уважаемого Дмитрия Алексеевича Милютина, обращенные в тот вечер к царственному наместнику:
"В горных трущобах, где прежде лилась кровь, ныне устроено правильное управление, открыты суды, пролагаются великолепные дороги, свирепые лезгины бросили оружие и страстно предались земледелию, торговле, впервые горцы начали учиться писать и читать на своих языках. Но осталась западная оконечность Кавказских гор, где еще льется русская кровь, где еще не укрощена первобытная дикость обывателей тех далеких мест.
Положить и там конец кровопролитию, окончательно завершить тысячелетнюю непрерывную войну и посеять в том краю семена гражданственности — вот та задача, решение которой провидением предназначается Вашему Императорскому Высочеству! Вождь оправдал доверие! Предсказание сбылось! Кавказская война окончилась. Прежние надежды уже обернулись явью. На Кавказе — мир. Но куплен он дорогой ценой. Все долины Кавказа, все кавказские ущелья засеяны русскими костями. Теперь на Кавказе нет ни одного места, ни одного уголка, где бы русский воин ни написал своей кровью строки великого урока неустрашимости и самоотверженности. С именами великих Цицианова, Котляревского, Ермолова, Паскевича, Розена, Воронцова и Барятинского нами связываются незабвенные военные и гражданские подвиги, имевшие один общий источник — любовь к Кавказу.
Все встали, обратив восхищенные взоры к некоторым присутствующим на вечере героям и аплодируя их достославным подвигам.
Между тем Соллогуб продолжал.
— Кавказ и мир — вот два слова, привыкнуть к которым пока никто из нас еще никак не может. Как-то даже не верится, что ныне Кавказ — без войны, а война без Кавказа! Но отчего же к нашей радости примешивается и какое-то скрытое сожаление? Мы торжествуем победу, но вместе с тем нам кажется, что мы расстаемся с чем-то привычным, дорогим, любимым, что мы хороним в себе непередаваемое и странное чувство ушедшей светлой молодости. Рассудок радуется, сердце — печалится. На то оно и сердце, оно печалится потому, что привыкло стремиться к вечно новым и необычным впечатлениям. Оно предугадывает, что за нынешними мирными заботами поблекнет и исчезнет прежняя удаль боевой жизни. Оно заранее тоскует, что ничто уже не заменит той опасной, дикой увлекательной и самобытной поэзии, той широты острых ощущений, которыми была наполнена вдосталь вся долгая Кавказская война.
Лица мужчин подернулись глубокой печалью. Дамы горестно вздыхали и прикладывали к глазам надушенные платочки.
— Кому из нас не памятна живописная батальная хроника сей шестидесятилетней драмы… Вот вдоль отвесных обрывов узкими тропинками тянутся отряды. По склонам гор карабкаются цепи, лишь изредка горнисты подают сигналы. Вдруг на опушке изумрудного леса заклубились серые дымки. Щелкнули винтовки горцев. Грохнули солдатские ружья. Завязалась перестрелка.
Впереди брызжет огнем и сверкает сталью завал горцев. Ударил барабан. Раздалось "Ура!" Гикнули и горцы. Пули посыпались все чаще, чаще, чаще… Все громче и громче крики. Блеснули штыки, скрестились шашки. И вот уже ревет и стонет рукопашная схватка! Льется кровь, иные падают, но русские уже на завале.
Мюриды отброшены, они рассыпались по кустам. И снова водворяется тишина, и снова тянутся отряды по лесам и оврагам, вдоль скал и обрывов, над бешеными потоками, под нависшими шапками суровых снежных вершин…