— Вот рано утром пойду в село и принесу много-много хлеба. А сейчас спи, спи… пока.
— Нана…
Девочка замолчала. В землянке стало тихо. Потом в этой тишине послышалось рыдание матери…
Мужчины, опустив головы, хмуро глядели на догорающие угли костра. Они, закаленные в боях войны, давились слезами, вспоминая своих собственных детей, кого уже мертвых, а кого живых, но таких же голодных, как эта плакавшая в ночи девочка…
ГЛАВА IV. МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ
Журавль пролагает свой путь в небесах,
Из черного облака кличет "курлы",
Изгнанника гонят надежда и страх,
Что может он в мире, где люди так злы?
О. Туманян
Путники вошли в лагерь, соблюдая полную тишину, словно сопровождали покойника на кладбище.
И лагерь молчал, но это не означало, что все люди в нем спали.
Вот и Тарам стал с недавних пор страдать бессонницей. Как ни заставлял себя, а уснуть никак не мог. Впрочем, оно и понятно, какой может быть сон на голодный желудок. Где же в конце концов эта самая справедливость? Да и существует ли она вообще? Тарам в периоды ночных бдений проклинал весь белый свет, настолько опостылела ему жизнь. Жену и четверых детей схоронил Тарам, и разве уснешь, если вопрошающие глаза ни в чем не повинных детей постоянно преследуют тебя, а особенно, в ночные часы.
Тарам глядел в темноту, и жизнь казалась ему такой же беспросветной, как и эта окружавшая его ночь. Жгучая ненависть все сильнее и сильнее овладевала им, разгоралась с небывалой дотоле силой. И рука невольно судорожно стискивала холодную рукоять кинжала. Раньше с такой же ненавистью он рубил своих врагов на поле боя, и скольких врагов! Не щадя никого. Но тогда Тарам видел их в лицо. Это они разоряли аулы, убивали, грабили, уничтожали посевы. Потому Тарам и бился с ними насмерть. А теперь здесь, сейчас враг невидим. И с ним не вступишь в бой, хотя его соотечественники, земляки Тарама, все гибнут и гибнут по вине этого скрытого врага-невидимки…
Дважды не выдерживал Тарам и дважды водил людей на штурм Муша.
Разграбил его окрестности, и на душе вроде полегчало. Но что он скажет теперь Арзу? Как и чем будет оправдываться перед ним? А Арзу рассвирепеет… Да, Аллах с ним! Зато Тарам хоть чуть-чуть душу отвел…
Темные силуэты каких-то людей показались на дороге к лагерю.
Во мраке и не различишь — свои это или чужие. Вот они поравнялись уже с землянкой Тарама.
— Ассалам алейкум, да послужит добру твой ясный ум,-
Арзу чуть замедлил шаг, приветствуя Тарама.
— Ва алейкум салам! — чуть не подпрыгнул от неожиданности Тарам. — Да будет добрым ваш приход. Не унесла ли кого из наших неумолимая смерть?
— Слава Богу, пока все живы. Только вот Данча захворал, — Арзу указал на носилки.
— Да поможет ему Аллах! — сказал Тарам и присоединился к группе.
Уже издали они заметили высокую худую женщину, застывшую у входа в землянку. Это Хеди, заслышав знакомые голоса, вышла встречать мужа.
Данча попросил опустить носилки. Встал сам, оттолкнув попытавшегося поддержать его Чору, медленно пошел к своей землянке. Принесли бы его на носилках, вся семья бы переполошилась. Нет, этого Данча не мог допустить.
Но Хеди все видела и поняла, что мужу очень худо. Но виду не подала.
О том, чтобы зайти в землянку и посидеть всем вместе, не могло быть и речи. Ни в одной не уместилось бы столько людей сразу.
Поэтому, поговорив немного с Хеди и успокоив ее, все разошлись по своим землянкам.
Данча прилег на постланный в углу войлок. Состояние его было тяжелым, но он не стонал и старался дышать как можно ровнее.
— Тебе очень плохо? — тихо спросила Хеди.
— Ничего… Может, и пройдет, — чуть помедлив, ответил Данча.
Хеди растерянно сидела у его ног, не зная, что же ей предпринять. "Может, он голоден?" — подумала она.
— У меня сыру немного осталось. Нам одна армянка принесла. Для тебя сохранила. Покушаешь?
— Не хочется. Устал я с дороги.
Хеди на своем веку немало повидала и мертвых, и тяжелобольных.
Но видеть, как мучается самый близкий человек, было для нее невыносимо.
— Жена, ты что плачешь? — спросил Данча, расслышав сдавленный стон и рыдания.
И тогда Хеди заплакала, уже не сдерживаясь.
— Ну вот тебе и встреча! — попытался шутить Данча. — Муж устал, прилег с дороги, ну, прихворнул немного, а она уже и хоронить его готова… Нет, жена, будь мужественной! Ты же не плакала, когда меня насквозь проткнули штыком, выломали четыре ребра, и я был без сознания? Почему же ты тогда не плакала? Ну…