— Кто турок боится, пусть держится за подол жены.
— Не забывайся! Здесь ты не у себя в горах. Здесь совсем другая ситуация. А с нами женщины и дети. Их ты куда денешь?
От турок пощады ждать нечего.
— Тем лучше для всех нас. Сразу подохнем и не будем мучиться.
На том свете нас даже предки не признают, если предстанем пред ними такими скелетами. И райские гурии отвернутся от подобных мужчин. Правильно я говорю, Маккал?
— Все ты говоришь верно. Но пойми и другое. Нельзя сейчас накликать на себя еще большую беду. Ваше нападение на Муш…
Ну что я теперь скажу Арзу?
— Слова-то ты какие хорошие говоришь: долг, благочестие, благородство… — Тарам словно рассуждал сам с собой, — Я всегда поднимался на гору и смотрел оттуда, как турки и армяне работали на полях, а курды, разбив шатры, пасли овец. Не знаю, может быть, зерно, что они убирают, и овцы, которых они пасут, им не принадлежат. Может быть, эти люди, как ты говоришь, и работают не на себя. Но у них есть все же свой клочок земли, есть своя кровля над головой, и они могут трудиться. А вот я двадцать лет мечтал о такой же мирной жизни: о праве пахать, о праве сеять, о праве убирать зерно. Мечтал, будучи в неволе.
Захотел я убежать из нее. И куда попал? Но все-таки я им завидую. И скажи ты мне, ну в чем моя вина, за что меня преследуют столько лет? Маккал, я хочу мирной жизни, а приходится грабить и убивать. Так вот, пусть Аллах потом и рассудит, кто в том виноват. Я или он.
— Не пори горячку, Тарам. Потерпи. Да и отдохнуть всем пора.
Эти двое до смерти устали. И нам спать уже хочется.
От громкого голоса Тарама Арзу проснулся. Он подождал, пока Тарам уйдет, потом спросил:
— А что ты привез из Стамбула?
Маккал вздохнул.
— Говорил с Абдул-Межидом и Али-пашой. Им не до нас. С русскими у них мир, и затевать с ними ссору они пока не собираются. Если же такое случится, то мы должны будем ударить русским в спину. Теперь же нам следует набраться терпения и ждать… Короче говоря, все обстоит так, как и предсказывал Берс. По мнению турок, сильнее их нет никого на свете и только они одни способны защитить нас от русских. Только все это одни слова. Реальной пользы от них нет никакой. Порядок в Стамбуле отсутствует, всюду произвол. Народ доведен до полной нищеты.
Все малые народы уже поднимаются против владычества турок.
Западные христиане, курды и арабы от Багдада до Алеппо.
Восстание вот-вот перекинется на Сирию. А тут мы со своей просьбой о помощи пожаловали. Турки сами сейчас нуждаются в ней. Отряды, созданные из переселенных черкесов, брошены на заморских христиан. По своей жестокости они даже превосходят своих хозяев. Вот и нас, видимо, турки хотят использовать в том же качестве.
— Не допустим, — отрезал Арзу.
На время в землянке воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным похрапыванием Чоры.
— Куда же все-таки решено расселять нас?
— В Диарбекирский виллает.
— Это все равно что обречь нас на смерть… Мусу или Сайдуллу не встречал?
— Видел их. В Эрзеруме. Муса уже стал пашой. Сайдулла пока официальной должности не имеет. Оба живут неплохо.
Арзу облокотился о подушку.
— А как жизнь в лагере?
— Нас осталось уже шестнадцать тысяч. Две тысячи человек лежат на кладбище. Я подсчитал, в среднем в сутки умирает по сто человек.
— Новых заболеваний нет?
— Болезни все те же — дизентерия, малярия, тиф.
— Сколько зерна осталось?
— Вчера считал. Получилось меньше двадцати мешков кукурузы.
Мы распорядились сделать из нее крупу, чтобы кормить больных и детей супом. Остальные пусть позаботятся о себе сами.
— Как наши гатиюртовцы?
— У Мачига умерли жена и двое детей. Похоронили мы и Ибрагима.
Последнего в семье.
— Упокой его душу Аллах.
— Аминь.
Арзу надолго замолчал. Думая, что он уснул, начал укладываться и Маккал. Однако Арзу не спал.
— Мне послышалось, будто Тарам говорил что-то о нападении на Муш. Это было?
— Было. Воспользовались вашим отсутствием, сбились в группу и дважды штурмовали Муш. Слава Богу, обошлось без крови.
Высокие каменные стены защитили город. Но дома тех, кто жил вне его стен, разграбили дочиста.
— Остопиралла! — невольно вырвалось у Арзу. — Как же мы теперь им в глаза смотреть будем?
— История очень неприятная.
— Кто зачинщики?
— Этого я не знаю. Говорят, какие-то люди мутили народ.
Призывали идти, чтобы добыть еды или погибнуть с оружием в руках. Когда же дошло до дела, во главе оказались Тарам и Довта.