"Ты же мужчина, Болат, — говорил ему внутренний голос. — Иди, не трусь. Разве не учили тебя мужеству твой отец, Арзу, Маккал. Еще несколько шагов! Ты же горец, сын бесстрашного воина. Вглядись, видишь рваную черкеску, ножны кинжала, босые ноги… Может, это твой единокровный брат…"
"Конечно, — подумал Болат, — ведь турки своего не сбросят с обрыва. Должно быть, это наш человек… О Аллах! Эти облезлые ножны… ремень…"
От страшной догадки кровь застыла в жилах. Со вчерашнего дня он не видел Соипа: утром выполнял поручение Арзу, а потом, не найдя Соипа и в полдень, не стал беспокоить его больную мать, Жовхар, отложив свой визит на более позднее время.
Болат поставил кувшин и склонился над покойным другом. С окровавленной головы Соипа слетел целый рой зеленых мух, в ране копошились черви. Он осторожно перевернул труп и в страхе отпрянул — на него смотрели остекленевшие, застывшие в ужасе, круглые карие глаза друга…
Это было так неожиданно, так неестественно, будто происходило в каком-то страшном сне. Смутно сознавая, что делает, Болат провел рукой по глазам, закрыл другу веки. Он долго приходил в себя, а когда, наконец, сознание прояснилось, почувствовал неотвратимость случившегося, ком подкатил к горлу, он затрясся всем телом и громко разрыдался.
"Соип, друг мой, что они с тобой сделали… Соип, если бы мы не приехали в чужую страну, ты был бы жив, отец твой не лежал бы в холодной могиле и братья… Нам тяжело было на родине, но мы были счастливы… Соип, кто убил тебя так безжалостно, кто оставил твою мать одинокой, кому мне мстить за тебя. Или когда-нибудь и мне придется разделить твою участь. Тебя нашел твой друг, он похоронит тебя. Неужели мой труп растерзают злые собаки, глаза мои выклюют вороны…"
Могила была неглубокой, видимо, копали ее наспех, и собакам не стоило особого труда разрыть ее. Болат поднял на поверхность тело друга, руками выгреб землю и осторожно уложил покойника обратно, затем прикрыл травой и засыпал землей. И когда все возможное было сделано и ничем он уже не мог помочь другу, Болат словно очнулся вдруг и оглянулся. Только теперь он заметил, что сгустились сумерки и потемнело небо. Стало страшно от того, что в такой темени ему не трудно будет и заблудиться. Но прежде чем покинуть могилу друга, он, забыв все страхи, постоял еще с минуту, устремив глаза на маленький холмик.
"Даст Бог, и я доживу до утра, заберем тебя, Соип, отсюда и похороним рядом с отцом твоим", — мысленно решал он, пробираясь по дну оврага, заросшего густым кустарником.
* * *
После ухода турок, остаток дня ушел на погребение умерших.
Вечером Арзу вновь собрал старейшин, сообщил о переговорах с Эмин-пашой.
— Оставят у Муша, Вана и Карса — останемся. Нет — уйдем обратно, — в один голос отвечали старейшины.
— Русский сардар против. Он требует убрать нас подальше отсюда.
— Проклятые гяуры! И в чужой стране спокойно жить не дают!
— Не надо было свою отдавать.
Решено было Арзу и Маккала послать в Эрзерум к русскому комиссару. Что из этого может получиться, одному Богу известно. Но измученные и исстрадавшиеся люди надеялись, что не каменное сердце у русского комиссара, может, и пойдет навстречу.
Уставшие и голодные вернулись Арзу и Маккал домой. Была поздняя ночь. Али и Чора сразу же завалились спать, накрывшись буркой. Арзу не спалось. Не спалось и Маккалу. Он зажег свечку и поставил на сундук. "Наверное, читать собирается", — подумал Арзу. Маккал достал у турок какую-то книгу и зачитывался ею ночами. Но сегодня он почему-то не раскрывал ее. Маккал достал чернильный прибор, разложил чистую бумагу.
— Кого мы возьмем с собой? — спросил Арзу, прежде чем Маккал взялся за колам[97].
— Куда?
— В Эрзерум.
— Чору и Али. Достаточно, думаю.
На этом их беседа прервалась. Маккал склонился над листом бумаги. Арзу одолевали горькие думы. Он думал о прошлом и о будущем. Думал о своих братьях и сестрах по крови, что гибли вдали от родины, забытые людьми, царями и богачами, даже Богом. О чем только не думал, какие только мысли не приходили, а выхода как не было, так и нет. Думали избежать Сибири, а получилось еще хуже… Хотя ночь была спокойной, но не спалось Арзу. Сон не шел…
Маккал отложил колам, взял в руки исписанный лист.