В передней было темно. Али толкнул другую дверь и неслышно переступил порог.
В доме было сумрачно; единственное окно, от времени перекосившееся на бок, еле пропускало отблески вечера. Али не однажды бывал у соседа, но только сейчас по-настоящему ощутил всю бедность, всю убогость этого дома. Здесь не было ничего, что могло бы порадовать глаз.
"Аллах, чем они провинились перед тобой? — невольно подумал он. — Помоги им".
— Кто там? — послышался слабый голос.
— Это я, — ответил Али, осторожно продвигаясь ближе к окну, у которого на глиняных нарах лежала Мархет.
— Али…
— Как себя чувствуешь? Тебе не лучше? — Али опустился на скамейку у изголовья больной.
На мертвенно-бледном лице Мархет мелькнуло что-то похожее на улыбку.
— Нет, Али, не жить мне больше на этом свете. Только вот смерть моя задержалась где-то в пути. Зову ее, а она не приходит. Я же знаю, как тягостно со мной, всем уже стала обузой.
— Не говори так, Мархет! Ты еще поправишься. Бог всемогущ, он поможет.
— Бог поможет, если скорее призовет к себе… Расскажи, как у тебя-то дела?
— Думал, сегодня закончу пахать, да не успел. Несчастные мы люди. Бьешься-бьешься на своем клочке, ухаживаешь за ним, как мать за младенцем, а из нищеты никак выбраться не можешь.
— Прости меня, Али. Я спросила потому, что ты долго не заходил. Как Айза, дети?
— Слава Богу, пока все хорошо.
— Да поможет вам Бог! А мы, видать, и в этом году не сумеем засеять свой участок. Я не о себе беспокоюсь. Мне уже ничего не надо… Мне… детей жаль…
— Минувший год был трудным для всех, — успокоил Али. — Как освобожусь, вспашу и ваш участок.
В противоположном углу, где спали дети, начался плач. Все громче и громче… Тринадцатилетняя старшая Хоза изо всех сил старалась успокоить младших братишек. Но на голодных детей слова не действовали. Наконец, она что-то сунула им в руки.
Маленькие затихли, потом спрыгнули с нар и, шлепая босыми ногами по глиняному полу, выбежали на улицу.
— Мархет, чего бы ты хотела поесть? — спросил Али.
— Я грушу сегодня ела…
— Нет, ты не стесняйся, ты скажи, чего бы хотела, мы достанем…
— Спасибо, Али. Мне ничего не нужно. Хоза, — чуть громче обратилась она к дочери. — Пойди-ка, присмотри за детьми…
Когда за дочерью захлопнулась дверь, Мархет тяжело вздохнула, закрыла глаза, и бескровные губы ее задрожали. Али молчал.
Ждал, что скажет Мархет. Каждое слово ей давалось с трудом.
— Али, мы живем по соседству не один год и не один год знаем друг друга. Ты знаешь, я сирота. В час моей смерти мать не сядет у моего изголовья, не заплачет родная сестра, не устроят тезет[16] братья. А конец близок. Мне недолго осталось жить. Тебя и Арзу я всегда считала своими родными и в последние дни страшилась умереть, не повидав вас.
— Не наговаривай. Не все больные умирают. И ты еще поживешь.
Мархет качнула головой.
— Не надо пустых слов. Что со мной будет, я знаю. И у меня просьба к тебе и Арзу. О бедности нашей говорить не буду, но я сохранила кое-что от отца и матери. Это золотые серьги и кольцо. Думала оставить их дочери, но не судьба. Так вот, пусть они пойдут мне на похороны. И если Маккал не побрезгует нашим домом, то пусть семь ночей подряд читает по мне Коран.
А вы с Арзу сразу не уходите, подождите, пока не кончится тезет. И еще просьба… Как и раньше… будьте добры к Васалу.
Он такой беспомощный. И одинокий. Ведь из-за нас он разлучился со всем, что ему дорого. И с родиной тоже. Вот и все, Али. Это я и хотела тебе сказать.
Стараясь не выдать своего волнения, Али ответил:
— Да пошлет Бог тебе здоровья, Мархет. Ради твоих детей. Их у тебя шестеро… Но коли судьба… Все сделаем… И за Васала не беспокойся. Он наш брат. Мы его не оставим.
— Спасибо, Али. Теперь иди. Я и так тебя задержала.
Когда Али вернулся, ужин был готов, но Айза не притрагивалась к еде, ждала его. Пряный запах чеснока щекотал ноздри. Умар бросился навстречу отцу, потом опять забегал вокруг котла, держа в руках маленькую деревянную вилку, которую отец вырезал специально для него.
— Отложи несколько галушек детям, а остальное отнеси семье Васала.
Айза удивленно взглянула на мужа.
— Иди. Дети у него голодные.
Айза подняла котел и, не говоря ни слова, вышла. Но вскоре вернулась с красными от слез глазами.
ГЛАВА IV. НОВЫЕ ХОЗЯЕВА АУЛА