— Александр Семенович, не так это все делается, — покачал головой солдат.
— Почему?
— Обычай у них другой.
— Не понимаю…
— Гость сначала должен поесть, и только потом хозяин может спросить его о деле.
— Ну, так действуй, — махнул рукой офицер.
Денщик обернулся быстро: поставил на стол белый хлеб, сладкий чай, хурму и бутылку вина.
Штабс-капитан разлил вино по стаканам, взял свой и встал.
Поднялись и гости.
— Выпьем за знакомство, — сказал Зеленый, протягивая через стол руку со стаканом.
Но гости к вину не притронулись.
— Простите нас, господин офицер, — на довольно правильном русском языке произнес высокий чеченец с голубыми глазами.-
Мы готовы пожертвовать жизнью за этот дом, но вина мы не пьем.
Спасибо!
— В таком случае, — Зеленый поставил свой стакан обратно, — будем пить чай.
Гости ели молча. Двумя пальцами отламывали кусочки хлеба, не спеша клали в рот и медленно разжевывали. Зеленый незаметно изучал гостей. Он успел заметить, что на левой руке одного из них не хватает пальцев. Во всем облике этого горца чувствовались решимость и воля. Не нужно было обладать особой проницательностью, дабы понять, что этот человек — политик и таковым его сделала война. Кроме того, Зеленый уже отметил острый ум и чистоту души будущего собеседника. В том же, что именно он явится главным действующим лицом в предстоящем разговоре, штабс-капитан нисколько не сомневался. Вид второго был суров и внушителен. Скроен ладно, надежно. Лицо строгое и слегка печальное. Держится с достоинством, подбородок чуть приподнят, а потому кажется, что он вот-вот наговорит дерзостей. И как-то особенно неловко чувствовал себя Зеленый именно под его быстрыми, изучающими взглядами. Словно Зеленый набедокурил и его вот-вот должны наказать за это.
— Мы приехали из Муша, господин офицер, — как штабс-капитан и предполагал, первым нарушил молчание человек с голубыми глазами.
— Из Муша? — встрепенулся Зеленый.
— Да, господин офицер, из Муша.
— В такую даль?..
— Несчастье далеко может гнать человека, господин офицер. Оно погнало нас туда: думали там найти покой. Ошиблись. Да, возможно, вы и сами понимаете, каково нам. Что пережили — рассказать трудно. Говорят, есть на том свете геенна огненная.
Так вот, мы через нее уже прошли.
Александр Семенович кивнул головой в знак согласия. Чеченец говорил правду. Положение у них сложилось, действительно, безвыходное.
— Наши предки жили в горах, — бесстрастным голосом продолжал тот. — Жили они свободно, никого не трогали. Пришли русские и поселились у Терека. Отцы наши сказали: "Земли на всех хватит". И стали жить как родные братья. Вместе делили радости, помогали друг другу. Горя не знали. Друг к другу ходили, как к себе домой. И никого в обиду не давали. И одна лишь власть была — справедливость. Она и споры разрешала, и мирила, и наставляла на путь истинный. Но вот явились царские войска, и с той поры словно черная кошка пробежала между чеченцами и русскими. Стали отдаляться друг от друга. И отдаление такое превратилось, наконец, во вражду. Чеченцы оберегали свой дом, свои семьи, свои жизни, а прежние друзья старались лишить их всего этого. Той вражде уже восемьдесят лет. Восемьдесят лет льется кровь, и конца ей еще не видно.
Я не виню в том ваш народ, господин офицер. Каждому чеченцу хорошо известно, что с русским человеком можно жить в мире и дружбе. Хоть и недолго, но мне довелось быть в России, и даже за столь короткое время я понял, что русскому мужику чужая земля не нужна. Но тем не менее кровь лилась. Кто в том повинен — Бог видит и знает. На вашей стороне сила. Нас же слишком мало. Потому царь и победил.
Зеленый, склонив голову, молча слушал.
— Да, вы победили, — продолжал Маккал. — И вы отобрали у нас самое дорогое — свободу. Если вам довелось бывать в аулах, то наверняка обратили внимание на наших голодных детей и оборванных стариков. Люди пухнут от голода. Власти разоряют аулы, забирают все, что попадется. Кому-то понадобилось распускать слухи о том, что нас сошлют в Сибирь и превратят в христиан. Кому понадобилось? Теперь-то мы поняли, кому. Но тогда посчитали слухи правдой. И вот пополз уже другой слух:
дескать, турецкий падишах зовет нас к себе, дает нам землю.