На возвышении, лицом к Каабе, лежала Зару. Она долго болела и час назад скончалась. Умирала она тихо и безропотно: не страдала, не мучилась, не причитала. Просто молча закрыла глаза и словно отошла ко сну. Лишь две маленькие слезинки выкатились из глаз и скользнули по впалым щекам. И Мачиг остался один.
Из травы и тряпья Мачиг соорудил нечто вроде постели посередине землянки, где текло поменьше, потом, взявшись за концы войлока, перенес его вместе с трупом дочери туда. Сверху покрыл тело Зару буркой. А чтобы под Зару не подтекала вода, топором прорубил канавку и вывел ее за дверь.
Вода из посуды лилась через края, но Мачиг уже не обращал на это внимания. Он отыскал себе более или менее сухое местечко, и сжавшись в комок и накрывшись мешковиной, заплакал.
Плакал Мачиг, и сколько он себя помнил, это был лишь второй случай в его жизни, когда он не смог удержать слез. В первый раз такое случилось в далеком детстве, еще во времена Бейбулата. Тогда генерал Ярмол-сардар[101] заманил триста стариков из ближайших аулов в крепость Герзель и безжалостно всех истребил. Среди них были дед и отец Мачига. Мачиг остался один. Вот тогда и заплакал он впервые.
Очар-Хаджи Майртупинский отомстил убийцам, заколов двух генералов[102], но жестокий Ярмол-сардар в отместку за смерть двух генералов истребил множество аулов. С тех времен почти сорок лет прошло, и все эти долгие годы ни одной слезинки не уронил больше Мачиг. А сегодня он снова плакал. И не было у него сил сдержать слезы. Сколько их накопилось за сорок лет!
Выплакался Мачиг, успокоился немного. Но на сердце легче не стало. Мысли перенесли его теперь в родные горы. Он словно наяву бродил по берегам бурного Терека, шального Аксая, по густым лесам. Ох уж эти родные леса! Сколько в них плодов, сколько птиц и зверей! В самый голодный год леса утоляли и голод, и жажду. Здесь же совсем не то. Здесь и земля, и лес принадлежат кому-то. Идешь за ягодами, словно на чужой двор за бараном.
Земля-то здесь, вроде, и неплохая, но вот люди! Жестокие они тут какие-то, бездушные. Кажется порой и не люди это совсем, а какие-то похожие на людей звери. За кусок хлеба глотку друг другу перегрызут. Совсем не так было у них дома. Там и соседи помогали. Пусть все были не одной веры, и языки имели разные, но ведь все равно относились-то друг к другу по-человечески и из беды друг друга выручали. Чеченцы всю жизнь враждовали с царем, но с русскими бедняками жили как кунаки. Сказать по правде, Мачиг всегда был убежден, что нет на свете людей честнее и добрее, чем русские. Белобрысые, с румяными круглыми лицами, с чистыми прозрачными глазами, спокойные и немногословные. Как не любить их и не дружить с ними! Да разве сравнишь этих русских с теми другими, которые хоть и называют себя тоже русскими, а на самом деле сами точно не знают, чья кровь течет в их жилах.
А чем плохи грузины? Что из того, что они участвовали в войне против чеченцев, все равно чеченцы считают их своими братьями.
А вот здешние грузины и армяне совсем иные. Словно они и не дети гор Кавказа. Какие-то придавленные, запуганные. Турки, видать, их здорово поприжали.
Да и людей, похожих на Андрея, Яшку, Корнея, Васала, Мачиг больше нигде и никогда не встречал. Васал в поисках справедливости бежал в горы. И он правильно говорил: "Не ищи, Мачиг, правду, не найдешь! Ибо нет ее на земле". Нет, не послушался Мачиг добрых советов Васала, Арзу и Маккала. Не послушался! Все казалось, во вред ему люди советуют… И вот дожил! Только один Кюри у него и остался от прежней большой семьи. Хотя и он сейчас неизвестно где находится…
А гром продолжал греметь. И дождь лил, как из медного таза.
Совсем близко, почти над головой Мачига сверкали молнии. Мачиг весь промок, но сырости не чувствовал. При вспышке молнии виделись ему его дети: изнуренные, худые, беспомощные… И снова плакал Мачиг… Плакал, держась обеими руками за голову и раскачиваясь, словно исполняя зикр. Плакал Мачиг от горя, от сознания полного своего одиночества, без крика, без слез.
Сердцем плакал Мачиг…
* * *
Возвратившись из Эрзерума, Арзу доложил старейшинам о результатах поездки. Ни обсуждать, ни спорить никто не стал:
надвигалась гроза, и уже где-то над Циран-Катарой сверкали молнии. Да и о чем спорить. Вопрос-то уже решен: надо возвращаться домой.
Арзу внес некоторые изменения в свой прежний план. Люди покидают лагерь организованно, небольшими партиями. К партии прикрепляется отряд из пятисот всадников, командир которого несет ответственность за жизнь каждого. Отряды, в свою очередь, делятся на сотни, закрепленные за определенной группой переселенцев. Пока первая партия не перейдет границу, вторая не должна двигаться с места. Следующие группы отправляются с интервалами в два дня. Все, что имеется в наличии, — лошадей, волов, продукты — разделить поровну между всеми партиями. Решили, что первую партию сопровождать будет отряд Чоры. Трогаться в путь, не мешкая…