— Да накажет Аллах этих безбожников!
— Ваши сыновья тоже были с муталимами?
— Да.
— Они не пострадали?
— Так, слегка.
— Это тебя, Хорта, Всевышний наказывает. Я бы с большим удовольствием пожертвовал своим богатством, если бы тебе перепало столько ударов, сколько тому бедному муталиму.
Хорта скрипнул зубами и потемневшими от злости глазами уставился на Шахби. Тот спокойно полулежал, облокотившись на подушку, закинув ногу на ногу и скручивая седые кончики усов, словно собираясь продеть их в ушко иголки. На толстых губах его играла презрительная улыбка, в прищуренных глазах мерцали недобрые огоньки.
— Ты на меня не пялься, — сказал он пренебрежительно, — своих мальчиков ты не отдал ко мне в медресе, а почему-то повез их в Брагуны. Или Мидальш-Мулла умнее меня? Сколько бы ты ни крутился, я знал, что рано или поздно ты все равно придешь к порогу моего дома!
От раздражения Хорта забыл, что чай горячий, сделал глоток и тут же скривился от ожога. Через минуту он пришел в себя, разгладил крашенные хной усы и процедил:
— Если мне не изменяет память, ты все тот же Шахби?
У тебя хорошая память, Хорта. Я не изменился и этим горжусь.
— Рано радуешься. Все равно, что раздеться, не дойдя до реки.
В одном я могу тебя заверить наверняка: пороть задницы моих мальчиков тебе не придется. — Хорта с победным видом оглядел толстую фигуру муллы. — Мои дети более не переступят порога медресе. Не те сейчас времена, уважаемый. Не хочу вашими жейнами и Кораном забивать головы своим сыновьям. В народе говорят, нужно подпевать тому хозяину, на чьей арбе ты едешь.
А поскольку я сижу на русской арбе, я и буду петь русскую песню.
Никто еще не догадывался, куда клонит Хорта, и потому все внимательно его слушали. А он уже ровным голосом продолжал:
— Будучи по торговым делам в Солжа-Кале[22], я встретил приятелей, которые рассказали, что там для наших детей открыли русское медресе. Русские называют это школой. В ней учат разным наукам. На старшего, Асхаба, надежды мало. Хоть в Мекку, хоть в Петербург пошли — ученый из него не получится.
Его место рядом со мной, в лавке. А вот своих младших я и отдам в школу. Что ты на это скажешь, Иса?
— Были бы у меня малолетние дети, я ни минуты не держал бы их дома. Ты правильно решил, Хорта. Пусть мальчики учатся в русской школе.
Шахби все это время шептал молитву, привычно перебирая четки короткими пальцами. При последних словах он резко выпрямился, забрал в кулак зерна четок и исподлобья, как бык, ступивший на деревянный мост, уперся горячим взглядом в переносицу Хорты. Подрагивание окладистой бороды, пышно лежащей на груди, тоже выдавало его волнение.
— Сам ты давно уже стал безбожником! — закричал он на Хорту. — Теперь ты хочешь, чтобы ими стали и твои сыновья? Какой настоящий мусульманин отдаст своего ребенка в руки гяуров?
— Шахби, едко бросил Хорта, — я у тебя совета не просил. Сиди и помалкивай.
— Если не просил, то только по собственной глупости. Я отвечаю перед Аллахом за чистоту веры и шариата в нашем ауле. Кто тебя обмоет и похоронит, как не я?
— Глупец! Ты и меня решил пережить? — засмеялся Хорта. — Да ты за два аршина сукна и головку сахара обмоешь и похоронишь свинью!
Видя, что разговор принимает столь серьезный оборот, вмешался Товсолт:
— Шутка шуткой, Хорта, — сказал он примирительно, — но Шахби с одной стороны прав. Недаром говорят: паршивая овца все стадо портит. Шахби опасается, как бы твоего сына не испортили на стороне. И тогда он, действительно, может стать гяуром, забыть веру, забыть наши обычаи. Ты на Шахби не обижайся, он не хочет тебе зла.
— Вот именно. А потому и говорю: русские — наши враги. Никогда не было мира между мусульманином и христианином. И не будет.
Как можно доверять воспитание детей нашим злейшим врагам?
Убийцам наших отцов, сестер, братьев, душителям ислама!
Наконец хозяин дома счел необходимым сказать свое слово:
— Ты не прав, Шахби, — он слегка дотронулся рукой до его плеча.
— Вникни в слова Хорты, и тогда ты многое поймешь. В свое время я перешел на сторону русских и помог им смирить свой народ. Почему я так поступил? Из любви к русским? Нет. Я их и тогда ненавидел, а сейчас еще более. Но их — тьма, и они — сила. Нам их никогда не одолеть, а значит, с нашего горба они никогда не слезут. Как только они двинулись в горы, я смекнул, что сила-то на их стороне, и стал им служить. Хочешь жить — пляши под нужную дудку. Тот же, кто этого не понял, тот круглый дурак. Так вот, если говорить откровенно, Шахби, то душа у тебя нечистая, гнилая. Дай Бог, чтобы когда-нибудь это не вышло тебе боком. И не говори потом, что я тебя не предупреждал. Вы все для меня не только односельчане, но и родственниками мне доводитесь. Представьте, что будет с вами, если завтра русские уйдут из этих мест. Наши единоверные братья съедят вас живьем, немедленно. — Иса перевел дух.-