— Что папа интересного рассказывал?
— Ничего особенного. Рассказывал, что на Кубе был.
— Вот видишь! Везет ему. Я тоже когда-то мечтала свет повидать… Один он ездил или с той?
— Не знаю.
— Наверное, с той. Та случая не упустит!.. Папа одобряет, что ты собираешься в педагогический?
— Я ему не говорила.
— А сам не спросил?
— Нет.
— Странно. Обязательно посоветуйся. Нельзя такое дело без него решать.
— Я еще могу про педагогический передумать.
— Мы же с тобой все обсудили! И разве тебя куда-нибудь в другую сторону тянет?
— Нет, ни в какую не тянет.
— Вот видишь.
— Зачем же тогда советоваться, раз и так все ясно? Вдруг он отговаривать начнет?
— Он — другое дело. Он и отсоветует, и посоветует, а ты сама не знаешь, чего хочешь.
Мать доела, встала, достала из сумки кулек с пятнами красного сока.
— На третье тебе: первая клубника в этом году.
Первая клубника стоила, конечно, н е и м о в е р н о дорого. Такие д е л и к а т е с ы предназначались одной Алле. Когда-то Алла всегда предлагала матери половину, но та упорно отказывалась, и Алла перестала предлагать. Тем более что, если такую каплю делить, обеим ничего не достанется.
— Дай мне одну ягодку попробовать.
Алла поспешно протянула самую большую.
— Нет, поменьше. Вкуснятина.
— Бери еще.
— Нет-нет, что ты! Я просто вкус вспомнить. Вот подешевеет, тогда.
После обеда мать улеглась. Она подняла ноги на валик, взяла газету.
— Ты знаешь Анну Васильевну? Она у нас на абонементе работает. Дочь у нее замуж вышла. Ей двадцать три, а он на шесть лет старше. У них комната восемнадцать метров, а он из общежития…
Мать еще долго рассказывала, но Алла дальше не слушала. Она не любила знать неинтересные подробности про незнакомых неинтересных людей.
Потом мать задремала. Во дворе третий раз закрутили Георга Отса. Алла тоже почти спала.
Зазвонил телефон. Алла вскочила и побежала, не успев вдеть ноги в туфли.
— Алло?
— Можно Юру?
— Его нет дома. Он позже приходит.
Теперь начнется! Всех соседей переберут. Самое страшное, если позовут Лидию Филипповну: эта висит на телефоне по часу, отец дозвониться не сможет.
Снова телефон.
— Алло?
— Лидию Филипповну, — приказал злой голос.
— А она… ее нет дома, — соврала Алла и сразу испугалась: если дело откроется, произойдет невиданный скандал, в кухне будет не показаться.
Телефон.
— Алло.
— Это ты? Я подъеду минут через десять. Спускайся.
— Иду!
Теперь пусть зовут кого хотят. А из кухни несся женский бас Лидии Филипповны, еще ничего не знающей про телефон.
Алла высматривала «Волгу», но у парадного шикарно затормозил красный «Москвич», передняя дверца открылась, и вышел отец.
— Скоростной авторалли Ленинград — Пушкин — Ленинград объявляю открытым! Цель ралли спортивно-увеселительная! Девиз: и все-таки колеса вертятся!
Алла засмеялась, но ничего не сказала. Ей хотелось придумать что-нибудь такое же веселое, но ничего не придумалось. Отец распахнул заднюю дверцу, усадил Аллу и сам сел на этот раз рядом.
— Знакомьтесь: Владимир Иванович Берснев, москвичевладелец и мой друг, — Алла, моя почти взрослая дочь.
Алле показалось, что при слове «дочь» Берснев посмотрел с любопытством и сочувствием.
— Уж и завернет всегда ваш папаша: «москвичевладелец»! Очень рад.
Алла протянула москвичевладельцу руку и улыбнулась почти снисходительно; с подчиненными отца у нее так получалось само собой.
— Ну, вперед без страха, но с сомненьем! — сказал отец.
Тронулись. Берснев ехал со скоростью грузовика — берегся. И поговорить при нем нельзя было ни о чем по-настоящему, уж лучше бы казенная машина. До самого поворота к аэропорту все молчали. Первым не выдержал Берснев, поинтересовался почтительно:
— А вы, Алла Сергеевна, что, учитесь еще?
— Учусь. Как раз школу кончаю.
— А дальше куда?
Смешно, что первым об этом спросил москвичевладелец.
— В педагогический поступать буду.
— Дело хорошее, особенно если зарплату прибавят. У меня сын в университете на истфаке, так больше всего боится, что учителем пошлют.
Сколько себя Алла помнила, еще со времен Доктора Айболита и сказок Гауфа, она мечтала путешествовать; любила смотреть в кино слонов и крокодилов — такая смешная! — больше, чем Жана Маре и Марчелло Мастроянни. И сейчас, сидя рядом с отцом в машине, так легко было забыть, что все это через два-три часа кончится, и думать, что впереди Москва, Неаполь, Бомбей…