— У меня линия. Ею в самом министерстве интересуются. Приедет комиссия.
Комиссия — это он пытался сыграть на слабой струне начальника. Рабочий работает, и если он знает, что работает хорошо, нет ему дела ни до какой комиссии, с самим министром он поговорит независимо. (Любой слесарь второго разряда уже понимает, что в конечном счете он от министра не зависит, а министр — как высоко тот ни занесся — зависит от рабочего, зависит, никуда не денется!) Ну а для начальника комиссия — это пик жизни, кульминация, триумф или страшный суд, угроза падения или шанс на возвышение. Начальники при слове «комиссия» чувствуют то же, что боевые кони при звуке трубы.
— Комиссия из министерства приедет, — повторил Егор.
И Мирошников на миг дрогнул, отозвалась внутри слабая струна:
— Комиссия, да… — Но опомнился, не поддался. — Справишься! И с линией поспеешь, и замок нарежешь. Поставишь кого-нибудь, до обеда справится.
— А платить?
Ну, этим Мирошникова не смутишь. Для какого-нибудь новичка документация да отчетность — лабиринт, а для него — раскрытая книга.
— Выпишем наряд как на приспособление.
— Борис Евгеньевич, да пошлите вы его!
Это был крик души. Слава богу, Егор не задавлен воспитанием настолько, чтобы сдерживать крики души. Нет, он ляпнет, что думает, и никогда потом не жалеет.
И Мирошников умеет не обижаться на крики души. Демократ, точно демократ! Да и как работать, если обижаться? Где-нибудь, наверное, и можно, а на заводе нельзя. Потому он улыбнулся снисходительно, как умудренный папаша:
— Нельзя, Ярыгин, нельзя. Надо же понимать политику. Мы Ивану Афанасьевичу не нужны, он нам нужен. Кто заинтересован, чтобы детали ритмично поступали? Мы! Вот и нужно его заинтересованности навстречу пойти.
Это Егор понимал. Он и раньше понимал, а теперь еще сильнее понял. Но прикинулся наивным:
— Так что ж, если ему замок не нарезать, он нам детали перестанет точить? Выточит, никуда не денется! У него тоже план. И директор над ним.
Но Мирошникова уже не сбить было с отеческого тона:
— Не понимаешь ты. Много мелких способов обиду выместить. Никакой директор уследить не способен. А свой план он так способен соблюсти, что мы же и в виноватых останемся. Нет, лучший способ — личные связи укреплять. — И закончил совсем уж задушевно: — Не для себя ведь прошу, мне не нужно, цеху нужно.
Это верно, сам Мирошников гайки ни разу не унес. Егор чувствовал, что гнется. А гнуться он не умеет. Оставалось одно средство: огорошить внезапным доводом.
— Знаете, Борис Евгеньевич, это мафия.
— Что-о?!
Егор любит читать документальные книги. Недавно он прочитал про мафию. И понял немного по-своему, с ним это часто происходит.
— Мафия. Вы не думайте, мафия — это не только когда убивают. Мафия — когда личные связи выше закона. Ты — мне, я — тебе, и столько этих связей переплетается, что потом никакому закону не пробиться.
Мирошников покраснел, вспотел. Он очень не любит, когда его называют иностранными словами.
— Ты, Ярыгин, шути, да не очень! Разговорился. С вами нельзя по-хорошему — сразу фамильярничать.
Раздражение, которое копилось в бригадире с самого начала разговора, теперь прорвалось. Почему нельзя разговориться? Подумаешь, сделал одолжение, по-хорошему поговорил!
— А как с вами разговаривать? Руки по швам и каблуками щелкать?
— Ну, хватит. Вот мой приказ: все работы брось и переходи на рольганговый транспортер. Чтобы завтра к концу смены он был на ходу, понял?
О замке больше речи нет. Егор победил, возгордился и тут же пожалел Костю Волосова: теперь Мирошников будет уламывать его. Да Костю и уломать легче. Егор думал, что Костя благоразумен, что Мирошников способен мелко мстить, но ведь если всего бояться, то и работать невозможно. Егор не любит слишком благоразумных.
— Зачем рольганг гнать? Важнее собрать станки.
— Не твое дело — зачем. Я приказал, и точка!
Егор спросил просто так, чтобы лишний раз подзадорить Мирошникова. Он и сам прекрасно знал — зачем. Все дело в той комиссии, которая упоминалась в разговоре. Мирошникову хотелось показать действующую игрушку: ролики крутятся, детали сами едут от станка к станку — транспортер, он как бы символ автоматической линии. Увидев действующий транспортер, комиссии будет легче прийти к выводу, что сборка линии идет успешно, сроки выдерживаются.