— Ну чего делать будем? — спросил Игорь. — Расхвастались, потом бабка станет смеяться.
— Давай в долг набирать. Вдруг и правда съездим.
— Наберешь столько… Да мне и нельзя: у меня мать больная.
Этого Лена не знала. Она хотела расспросить, посочувствовать, — по дому, может быть, надо помочь, она бы рада! — но вышел бригадир, и вся бригада потянулась на свой участок. Даже Боря Климович показался из курилки, а как он узнал, что пора кончать перекур? — там же нет такого телевизора, как в кабинете директора, в который можно весь завод видеть. И Филипок поспешно сказал:
— Ну ладно, — и пошел не оборачиваясь.
Лена смотрела вслед, как он идет, нескладный и сутулый. Она была довольна: что-то общее появилось у них после короткого разговора, что-то, о чем они могут сказать «мы».
Бригадир должен отличаться сообразительностью. Даже задатками дирижера, потому что нужно уметь так расставить своих людей, чтобы каждый исполнил самую выигрышную партию. И только когда все налажено, детали подвезены, инструмент в наличии, чертежи проверены, с нарядами путаницы нет, ОТК предыдущую работу принял, — тогда можно самому взяться руками. Конечно, если нет в это время совещания, летучки, обмена опытом, инструктажа или еще чего-нибудь в этом роде.
Ярыгин привык крутиться и не тяготился суматошностью работы. Когда его выдвинули из слесарей в бригадиры, он это воспринял как должное, потому что любил командовать и понимал важность правильной команды. Некоторые стесняются выдвигаться («Другие будут вкалывать, а я больше — языком?»), и Ярыгин считает, что тех, кто стесняется, и не нужно выдвигать: не подходят, значит, они по характеру. Чтобы командовать, особое призвание нужно: тут тоже квалификация, не хуже, чем у слесаря. Вот отдал ему начальник цеха приказ — кажется, чего проще, ведь не обсуждается приказ? Не обсуждается, но интерпретировать нужно. Поэтому, хотя приказано было двигать рольганг всеми силами, Игоря Филипенко бригадир не поставил на рольганг: тут работа простая, а Игорь, хоть и самый молодой, — гордость цеха, надежда всего завода, шестой разряд у него только потому, что выше нет, от бога он слесарь — так что ему делать на рольганге? Целый день одинаковые валки на подшипники ставить? (Сотни валков, вся суть рольганга в этих валках!) Нет, бригадир велел Игорю устанавливать шлифовальный круг. Там работа по нему: поставить шпиндель на подшипники и закрепить в пиноле; а потом пиноль на каретку. Звучит одинаково: там на подшипник ставить и здесь на подшипник ставить, а на самом деле — небо и земля: под шпиндель шлифовального круга идут подшипники высшего класса точности!
Итак, бригадир поставил Игоря на шлифовальный автомат, Климовича пока на рольганг со всеми, но наметил про себя, что, когда Игорю понадобится помощь, отдать ему Климовича. Валки рольганга крепятся в каркасе; рольганг большой, разветвленный, поэтому и каркасов много, последний вчера недоварили: кончился ацетилен в баллоне. Доваривать — работа для Пети Сысоева, он раньше работал чистым сварщиком, так что не только когда надо наскоро прихватить металлом — кое-как прихватить умеет любой сборщик, — но и станины варить ему поручается. Такого человека ценно иметь в бригаде: если звать сварщика, как другим приходится делать, так его прождешь неизвестно сколько, и вообще, чем меньше тех, от кого зависишь, тем лучше. Когда Мирошников узнал, что в бригаде варят сами, он хотел раздуть это дело: совмещение профессий, почин! Но почему-то не получилось.
Егор считал валки в ящиках, — хватит ли на сегодня? — когда над головой, сигналя короткими гудками, медленно, важно проехал мостовой кран. Егор разогнулся, посмотрел вверх. Еще два дня назад, когда над головой проезжала Оля на своем кране, словно богиня на туче, он, как ни занят, обязательно махнет рукой. И в ответ из стеклянной будки красная косынка, как флажок. Но позавчера они поссорились.
Егор никогда бы не поверил, что из-за такого можно поссориться; он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь ссорился таким образом; если бы он знал заранее, что им неминуемо предстоит поссориться, то и тогда за пять минут до ссоры не угадал бы причину.
После работы Егор сидел у себя и читал. (Он пока живет в общежитии, но к свадьбе ему твердо пообещали квартиру — да и кому давать, если не ему, передовому бригадиру.) Читал он про Линкольна — он вообще любит читать про знаменитых людей, в особенности про полководцев и реформаторов, тех, кто вел за собой тысячи и даже миллионы людей, и всегда пытается понять: в чем их секрет, почему за ними шли? Егор уже заканчивал толстую книгу, он читал о том, как оплакивали Линкольна, о всемирной его славе. В особенности растрогал Егора рассказ о том, как горцы расспрашивали о Линкольне Толстого, а потом в благодарность подарили Толстому коня. У Егора есть свойство, которое он тщательно скрывает (кстати, он читал, что тем же свойством отличался и Лев Толстой, но Егору от этого не легче): в трогательных местах книг или фильмов у него от умиления выступают слезы. Егор стыдится этих слез, потому что считает, что они наносят ущерб его мужественности, но ничего не может с собой поделать.