Петя заканчивал последний шов, когда за спиной раздался выстрел, точно лопнул передутый детский шарик, и сразу погасла горелка, а сзади угрожающе наползало шипение мощностью в десять кобр. Шипение, которое через секунды перешло в рев реактивного самолета.
Петя оглянулся. Из верхушки ацетиленового баллона била огненная струя! (Даже не редуктор сорвало — главный вентиль!) Потом баллон качнуло, зажим отлетел, баллон упал, увлекая всю стойку, и попер на Петю. Теперь это был уже не мирный баллон, а ракета; огненная струя напором в четырнадцать атмосфер разгоняла его. Петя отскочил, баллон ударился в каркас, отлетел, развернулся, понесся обратно, толкнув на пути кислородный баллон. А ведь в том не четырнадцать — сто пятьдесят!
Это был тот момент, когда ноги обгоняют саму мысль. Петя не успел подумать, что же ему делать, как был уже наверху, на эстакаде. Как он туда взбежал, он решительно не помнит.
Совещание в конторке у Ароныча дошло до той стадии, когда все сказано, но закрывать еще как бы рано, несолидно. Поэтому Егор не очень слушал. Он рассматривал узоры листьев аралии, закрывавших половину окна.
В конторку не влетел — встрелился — паренек-подсобник:
— Пожар! Баллон лопнул!
Паренек был в синей спецовке, но, казалось, он принес на ней отблески пламени.
Егор выбежал впереди всех.
Из своего кабинета нелепо, боком выпрыгнул Мирошников и, низко согнувшись, побежал в цех, мелко, но быстро перебирая ногами. Так они и добежали до пожара вместе.
Паренек с испугу преувеличил. Настоящего пожара не было. Горел только инструментальный шкафчик, в котором Сысоев хранит свои принадлежности, — потеря не велика. Других деревянных предметов поблизости не было, так что огню не находилось подкормки.
Баллон метался по участку белой ракетой. Он ударялся о каркас, о стену, о стоявшие тут же неизвестно зачем электромоторы, отлетал, поворачивал, несся в другую сторону, снова во что-нибудь врезался. Сварочный участок выделен особняком, так что баллон не мог вырваться из замкнутого круга. Кислородный баллон лежал тут же. Иногда баллоны сталкивались, и тогда раздавался высокий зловещий звон. Иногда реактивная струя на миг упиралась в него, но, к счастью, тут же уходила в сторону.
За спиной Ярыгина толпились ребята.
— Все назад! — закричал он. — Все назад! Рвануть может.
Они нерешительно пятились, а он, повернувшись, толкал их руками, как толкают из раскисшей колеи забуксовавший автобус.
Сзади тянулся Мирошников.
— Ребята, цех спасать надо. Кто герой?
Вася Лебедь подался грудью вперед.
— Стой! — Егор схватил Васю за плечо. — Стой! Героизма я не допущу.
И он толкал сгрудившихся, забуксовавших ребят все дальше и дальше.
— Рука, держи его! Помоги!
Мишка Мирзоев, Железная Рука, только что сам не знавший, отступать ли ему или идти укрощать взбесившийся баллон, схватил одной рукой Васю, другой рукой и грудью стал теснить ребят.
— Куда?! — гремел сзади Мирошников. — Куда? Имущество спасать!
— Назад! — Егор готов был бить в упрямые груди и плечи. — Там кислород. Назад!
Прибежали девочки. Лена висела на Филипке, хотя тот вовсе и не пытался вырваться. Надя — на Васе. Оля скатилась с крана, схватила Егора.
— Прячься, ну что ты, прячься!
Егор с Мишкой уже оттолкали забуксовавшую бригаду достаточно далеко, но женщинам хотелось спрятать их еще дальше, глубже, безопаснее.
— Лебедь, ты же моряк был! — взывал Мирошников. — Колпак навинтить предохранительный!
— Не пущу! — истошным криком зашлась Надя. — Не пущу!
— Я и сам не пущу, — устало сказал Егор.
За спинами ребят подпрыгивал низенький Ароныч.
Сюда уже не достигали отблески газовой струи, но казалось, пламя пляшет по лицам.
Вдруг словно проснулся Ароныч. Куда делись бабьи причитания!
— Все в укрытие! — закричал он тонко, но властно. — Оставить цех! Властью, данной как мастеру! Эвакуировать!
И подействовало. Отошли еще дальше. Как мгновенно разносятся слухи! И как преувеличиваются в них беды! В цех вбежала Тамара.
— Что с Петей? Обожгло?! Ослепило?!