«Девятый день, — говорит свт. Симеон Солунский, — напоминает нам о девяти чинах ангельских, к которым — как нематериальный дух — мог бы быть сопричислен и наш усопший близкий».
Как свидетельствует преп. Макарий, на девятый день душа возносится Ангелами к Богу и поклоняется своему Создателю. «Созерцая все это, — говорил святому Ангел, — душа изменяется и забывает скорбь, которую чувствовала, находясь в теле. Но если она виновата в грехах, то при виде наслаждений она начинает скорбеть и укорять себя, говоря: „Увы мне! Сколько я суетилась в том мире! Увлекшись удовлетворением похотей, я провела большую часть жизни в беспечности и не послужила Богу, как должно, чтобы и мне удостоиться этой благодати и славы. Увы мне, бедной!“».
Памятник IV века «Апостольские постановления» (кн. 8, гл. 42) рекомендует совершать поминовения усопших не только на третий день и девятый дни, но и на «сороковой день после смерти, по древнему обычаю». Ибо так оплакивал и израильский народ великого Моисея.
Между девятым и сороковым днями Ангелы показывают душе ад. На сороковой же день, как сообщил Ангел преп. Макарию, «Судия Бог определяет приличное ей (душе) по делам место заключения». В этот день панихиды совершаются, согласно свт. Симеону Солунскому, «ради Вознесения Спасителя», которое произошло на сороковой день после Его тридневного Воскресения.
Интересно, что, по сообщению некоторых ученых, до сорокового дня в теле происходит еще обмен веществ, некоторые телесные функции не умерли. Тело угасает постепенно, и можно предположить, что душа действительно не может просто так, легко освободиться от тела, какие-то невидимые нити ее с покинутым телом связывают. К сороковому же дню этот процесс завершается; с этого времени душа окончательно покидает пределы земной жизни и, по словам свт. Феофан Затворника, «получает от Господа особое некое место по своему устроению, где и пребывает до окончания века, в чаянии радостном или в нечаянии ужасательном».
В записках св. игумении Арсении (конец 19-го столетия) находим замечательное свидетельство реальности перелома, происходящего на 40-й день в состоянии души усопшего (а равно и действенности чтения о нем Псалтири):
«Если я в жизни кого почитала полным чувством, кого благоговейно любила, кого безмерно обожала в молодости, то это его, моего дорогого отца, моего воспитателя, моего друга, духовного руководителя. Когда я сидела около него последние дни и ночи, то сердце мое было переполнено горечью, и я желала, готова была вместо него вкусить горькую чашу смерти. Господь даровал ему мирную кончину. Но все же кончина его для меня была тяжела. В молитве о нем я находила утешение, облегчение скорби. В келлье мы все, келейные мои и я, читали до 40 дней неугасимый псалтирь по нем. Ночью под 40-й день я читала в своей комнате; когда начала читать 17-ю кафизму, то почувствовала в душе своей изменение. Слова псалмов читались глазами, языком, а смысл их передавался душе моей душою батюшкиною. И эта душа, ходившая на земле путем заповедей Господних, утвержденная в законе Его, отдавшая себя слову Его, отвергшая все и себя самого для последования слову Уст Его, эта душа, отшедшая от земной жизни с твердым упованием и верою, сообщала свет душе моей, радость сердцу моему. В ту ночь я уже не могла уснуть от полноты духовной радости, и 40-й день был для меня днем радости… В Себрове на этот день многие видели его во сне светлого, радостного, окруженного светом и убеждающего не скорбеть о нем, что ему так хорошо, как лучше нельзя».