— И он подсыпал его в вино.
— Думаю, да. Конечно, у него болел живот, это медленно отравляло его. Но он о красителе и не подумал! А зачем? Считал, что болен, а никто не смотрел, что там король подсыпал в собственную еду.
— Ты сказала, что он болел многие месяцы, до того, как ты покинула в последний раз замок.
— Солгала, — она впервые, казалось, немного раскаялась. — Правда, прости. Ты так уверенно собиралась раскрыть убийство… Я не могла позволить тебе узнать, что он заболел только в то мгновение, когда я наконец-то покинула столицу. Мне хотелось, чтобы ты думала, что кто-то травил его несколько месяцев до того, как я наконец-то уехала.
Вот о чём она жалела! Не о всех смертях — а о маленькой лжи, что должна была помешать моему расследованию.
Я слишком ей доверяла. Не проверила её историю. Фицрой решил, что отец скрывал болезнь — и только предполагал, между прочим, что всё остальное было правдой.
— Разумеется, — продолжила она, — его высокомерие не дало ему остановиться на достигнутом. Он хотел больше, и больше, а у меня не оказалось — поэтому он послал людей за этим. Назвал во имя себя, вопреки тому, что у красителя уже было название — он хотел всё! Я боялась, что кто-то скажет советникам, что там есть мышьяк, но всем было плевать. Краситель, что лечит, пока человек не съест слишком уж много. Ну и, конечно, эта яркость не давала ему держать это при себе. Он хотел устроить шоу, разбрасываться здоровьем и состоянием. Он должен был продемонстрировать этот краситель на банкете, чтобы показать собственное богатство и царственность. Но я знала, что он даст его тем, кого любит — а тем, кто ему не нравится, тем, кто менее экстравагантен… Они выживут. Так было бы легче создать новый двор, чем я когда-либо полагала. Нет, я не могла остановить это!
— Даже если это могло убить твоего кузена?
Я верила в него. Знала, что он это не съест. Король гневался на него, и Стэн злился в ответ — за расточительность… О, он из принципа не стал бы есть золотой торт! И не ел.
— Но ты просто оставила их умирать!
— Не всех. Думала, что может править Фицрой. Хотела убедиться, что он выживет — поэтому сказала его отцу, что до меня дошли слухи, будто бы Фицрой хвастал, что будет следующим королём. Конечно, я говорила не совсем так… Поздравила короля с решением, говорила, что слышала это от самого Фицроя. Я знала, его это разозлит — как раз к банкету, — и он ему золотой торт не даст, чтобы поставить на место. Он был бы в безопасности
— Так это из-за тебя Фицроя собирались сослать?
Мадлен покачала головой.
— Об этом я не знала. Но ты должна понимать, что король постоянно менял своё мнение о Фицрое. Пусть он и хотел сделать его наследником в день получения письма — он был в ярости, полагая, что Фицрой мог на это надеяться. И даже если б он сильно разозлился, то очень скоро бы простил его… Если б их всех не отравил. Как похоже на короля!
— А вдруг король решил принять более постоянное решение? И почему ты так была уверена…
— Он был таким позёром! А болезнь его немного поменяла. Учитывая убеждения Холта… Может быть, он бы остался на своей позиции.
— И все остальные… Ты убила своих друзей!
— Их убила королевская жадность, а не я.
Выражение её лица не было виноватым. Никакого раскаянья — до ужаса честно! Она с таким самообладанием столкнулась с этой правдой, равно как и со всем остальным…
— Если я тебя арестую, — промолвила я, — люди подумают, что всё из-за твоего кузена. Не поверят, что ты и вправду виновата. И когда прибудет Стэн, он будет счастлив освободить тебя. — он никогда не поверит, если я скажу, что виновна во всём Мадлен. И атаку он не остановит.
— О, нет, — покачала головой Мадлен. — Нет. Если он узнает, что виновата я, накажет меня — как хотел наказать тебя. Но он будет прорываться в город, прежде чем выслушает тебя. Не верю, что в твоём случае это поможет.
Мадлен так прекрасна, так хороша… Но не такая, как верила я. Как верили все остальные. Как она могла их убить?
— Ты должна была быть моим другом.
— Я и есть твой друг, — ответила она. — Что б я ни сделала, я твой друг. Всё ради добра, Фрея. Я сделала это для общей пользы. Я этим не горжусь, от этого мне нет радости. Я оплакивала их смерти — и каждая слеза была настоящей. Но это должно было случиться.
Но я не могла согласиться. Вопреки всем недостаткам старого короля, вопреки тому, кто заказывал яд и как она оплакивала смерти, она всё равно была убийцей. Она убила брата Наоми… Всех
— А меня ты убьёшь? — спросила я. — Собиралась убить?
— Я о тебе не думала. Ведь я тебя не знала.