Я только покачала головой.
— У меня не слишком хорошо получается.
— О, уверена, что вы себя недооцениваете. Да и искусство — это замечательная вещь! Вы всегда можете что-то создать — и это точно будет иметь ценность, если только посмотреть на ваше творение под правильным углом…
Её слова казались обыкновенным лепетом придворной дамы, вот только она не казалась мне насмешливой. Она положила руку на моё предплечье, словно за этот короткий разговор мы стали лучшими друзьями, и я не могла сопротивляться, а только поддалась и наклонилась чуточку ближе к ней.
— Ваше Величество, — прозвучал голос приблизившегося к нам моего отца, — не желаете ли вы присесть?
— Уверен, что королева обязательно присядет, когда у неё возникнет подобное желание, Тит, — проронил Холт. В голосе его звенели предупреждающие нотки. — Сейчас она разговаривает с юной Мадлен Вольф.
— Мне и вправду следует присесть, — быстро ответила я. Ведь есть такое правило — а я должна выглядеть могущественной. Я должна заставить людей стать моими подданными не только на словах.
Но казалось таким неестественным миновать всю комнату и занять самый огромный стул, повернувшись лицом ко всему двору! Вновь возобновился разговор, и все остальные разбились на пары. Люди смотрели на меня, но никто не подходил — и они казались счастливыми от того, что могли просто наблюдать. Взгляд же мой столкнулся со взглядом Уильяма Фицроя, стоявшего в противоположном конце комнаты. Он смотрел на меня, но разобрать выражение его лица я была не в силах.
Я поёрзала на стуле, чувствуя, как гудят ноги. Я даже не помнила, как правильно их поставить.
Мадлен Вольф последовала за мной, вновь присела в элегантном реверансе.
— Могу ли я присесть, Ваше Величество?
Я кивнула, и она скользнула на соседний стул. Оглядела комнату, скользя по уцелевшим дворянам.
— Это так странно… — прошептала она. — То, что случилось. Я была близка с многими людьми, и все они теперь канули в небытие… Королева… Розалин Хэй — а вы знали Розалин? Никогда не встречала никого слаще, никого жестче… Она была поразительно добра к своим друзьям, но стоило перейти ей дорогу, она могла нанести столь умный и лаконичный удар, что понадобится целая неделя, чтобы понять, что это было издевательством.
Да, я помнила Розалин. Она никогда не считала меня достойной своей огромной доброты. Как правило, она только поднимала брови и смотрела на меня с удивлением — а ещё смеялась, стоило подойти.
— Вы её не любили? — спросила Мадлен. — Я могу сказать это по вашему выражению лица. Полагаю, это было трудно — любить её, если она сама того не хотела. Но мне легче думать, что в каждом из них было что-то стоящее, если только вы не считаете иначе…
Не этого я ожидала от Мадлен Вольф, самой популярной девушки при дворе, новой наследницы. Она казалась такой искренней… Ей не нужно было доказывать это, хотя при дворе никого искреннего не бывает — а мне казалось, что она могла быть правдивой, даже если на самом деле это было не так.
Но она легко могла мною манипулировать, и я не имела права позволить ей победить себя за один только разговор. Надо сменить тему разговора, перенести стрелки на неё — ведь она подозреваемая, она могла быть виновной в этом убийстве, а я должна воспользоваться возможностью поговорить с нею, не обращая внимания на поразительную элегантность.
— Так странно вернуться…. — продолжала Мадлен, — после такого долгого отчуждения, да ещё и после того, как всё так поменялось…
— Вы вынуждены были отсутствовать из-за болезни? — слова получились слишком быстрыми и слишком глупыми.
— Да, — сказала Мадлен. Если она и заметила моё хамство, то умудрилась это скрыть. — Вот уж несколько месяцев, ведь врачи посчитали, что деревенский воздух может мне помочь. Полагаю, так и было — у меня было много времени на размышления и мои картины… Ваше Величество, как жаль, что вы не испытываете от этого удовольствие! Я будто бы отпускаю себя. Но мне было там так одиноко. Слишком много людей вокруг вредят так же, как и их отсутствие. Нам нужно что-то, что помогает нам отвлекаться от грустных мыслей.
Да, если она болела несколько месяцев, она вряд ли бы сделала это только для того, чтобы скрыться от яда. Да и трудно поверить, что она одним махом отравила всех своих друзей.
Её губы казались алыми, будто лепестки роз с капельками росы. И она походила на королеву — это делало её опасной, даже если она не повинна во всём случившемся.