— Вот почему вы мне можете доверять, Фрея, — начал он. — Если б не приступы дурного настроения у моего отца, он бы уже давно сделал меня своим настоящим наследником. Он хотел сделать это совсем скоро. И если б он не умер, я стал бы следующим королём. Если вы считаете меня достаточно безжалостным, чтобы убить своего отца и всех придворных ради своего честолюбия… О, тогда это точно был бы не я! Такой человек не отказался бы от царствования. Я был бы в окружении всех, кого любил — тех, кого сейчас нет. Я не убийца, Фрея. И если вы его найдёте, скажите мне. Очень уж хочется содрать с него кожу…
Он коротко улыбнулся мне, склонил голову набок, словно это было очередной шуткой — ни единой капли серьёзности, — вот только плечи его всё ещё были напряжены. Может быть, он и вправду был готов убить того, кто ответственен за это — или шутил уж слишком талантливо, чтобы я могла это принять.
— О, конечно, я найду убийцу, — промолвила я. — Не беспокойтесь об этом, — хотелось сказать что-то большее, но я не могла подобрать слов. Он чувствовал, предвкушал что-то значительное — но между нами взамен воцарилось одно только молчание, и никто не мог рискнуть прервать его.
Какая-то часть меня хотела продолжить это разговор, заставить его говорить дальше, но руки дрожали, а сердце билось слишком быстро. Он чувствовал себя опасности — а я была слишком открыта.
— Спасибо вам, — промолвила я. — Спасибо, что пришли и что честно ответили на все мои вопросы.
Он коротко кивнул.
— Спасибо, это было очень приятно… Нет, конечно, не рассказывать о смертях, но… — он долго и пристально смотрел на меня. — Фрея… Надеюсь, ваши исследования будут успешными. Попробуйте дожить до этого успеха.
Тринадцать
Остаток своего дня я провела в прострации. Я была уверена, что Фицроя из списка подозреваемых можно вычеркнуть, особенно после этого разговора, но я так запуталась… Казалось, стало ещё хуже, чем до нашего разговора. Пыталась как-то привести в порядок вещи, которые принесли в лабораторию, но мне всё время казалось, словно на меня доселе смотрели его пронзительные синие глаза, и я всё ещё чувствовала в воздухе запах его духов.
В животе узлом скрутилось странное ощущение стыда. Мне всегда казалось, что Фицрой был обыкновенным дураком, и я даже не задумывалась, что он мог просто притворяться, прятать за этим что-то более существенное. Я ведь даже человеком его никогда не считала! Сначала Мадлен Вольф, потом Уильям Фицрой… неужели это человеческие смерти возымели на них такое влияние? Или, может быть, они всегда были такими, прячась за золотыми масками двора? И что ж говорить о моей наблюдательности, если я этого даже не замечала?!
Что говорить о моей человечности, если я даже не пыталась?
Во второй половине дня в комнату проскользнула Наоми, но она так и не приблизилась к своей истинной цели. Слишком уж опасно было показать окружающим, что она ищет книгу Густава, учитывая случившееся, и хотя Наоми была храброй, глупой её не назовёшь. Она говорила со столькими людьми, со сколькими могла, не вызывая подозрений, всё поворачивала к Густавитам, пользовалась лестью, чтобы старые придворные делились с нею своими проблемами, вновь и вновь надавливала на больше места и пыталась убедить в собственной надёжности. Выжившие после банкета были более сдержанными, как говорила она, но вот те, что прибывали на похороны извне, казалось, считали эту ситуацию скорее источником для сплетен, чем огромным горем.
— Каждый считает Густавитов глупыми, впрочем, — продолжила Наоми, сжимая пальцами спинку своего стула. — Некоторые, казалось, даже их поддерживали, но я, впрочем, считаю, что они не могли бы гарантировать, что зашли бы хоть чуть-чуть дальше, чем просто болтовня…
— Предполагаю, что нет, — после встречи с Фицроем я на самом деле остерегалась общения с людьми. Слишком уж они непредсказуемы. Мне хотелось просто заниматься наукой — такой чистой, неоспоримой, такой простой для моего понимания.
— Давай-ка лучше займёмся тем, что поможет обнаружить яд, — Наоми с шелестом сгребла все бумаги, чтобы мне было куда что класть.
Я потянулась к толстым кожаным перчаткам, надела защитную повязку и вторую вручила Наоми, а после достала баночку с мышьяком, которую оставили предыдущие владельцы этой комнаты. Он походил на белый порошок — идеально для отравления врага, — цвета чистого метала, серебристо-серого.
Сначала я взялась за горение. Ведь разные материалы горят по-разному, когда их бросают в огонь, и если пламя от мышьяка будет достаточно заметным на вид, можно будет просто сжигать немного пищи, чтобы его обнаружить.