Не существовало и малейшего шанса, чтобы решение нашлось до того просто, но это было хорошим вариантом для начала исследования.
Я зажгла свечу, своими щипцами взяла немного чистого мышьяка. Наоми отступила назад, тщательно закрывая свой нос. Я задержала дыхание — и наконец-то опустила мышьяк в пламя.
Огонь стал синим, и в комнате почувствовался сильный чесночный запах.
— Ты сделала это? — промолвила Наоми, пододвигаясь ближе, и её голос зазвучал немного неуверенно.
— Ещё нет, — я положила остатки мышьяка в миску и погасила пламя. — Ведь для отравления людей использовался порошок — если б он возымел подобную реакцию, то…
Щипцами взять порошок не удалось, так что я зажгла ещё одну свечу, а потом посыпала его сверху, позволяя купаться в растопленном воске. Но ничего не случилось — по крайней мере, заметить я ничего не смогла. Может быть, более густым был дым, да, но порошок тут совершенно ни при чём. И он вряд ли собирался превращаться в некое предупреждение несчастным людям, что собирались вот-вот подвергнуться отравлению.
В любом случае, я всё записала, убедилась даже, что ни одной детали не пропустила. Может быть, ключевым был запах чеснока… Если б порошок испускал те же испарения, то обнаружить его было бы слишком просто.
Моё перо слишком громко царапало по бумаге, и я буквально чувствовала, как Наоми наблюдала за мною.
— Всё будет в порядке.
— Я знаю. Ответ кроется где-нибудь здесь.
— Это не то, о чём я думала, — она коснулась моего плеча. — Я думала о… о дворе, похоронах, обо всём этом. Разумеется, я уверена, что это ты точно сможешь сделать.
Я пожевала губу.
— Я здесь не для того, чтобы сделать это, Наоми. Мне надо было уйти, заниматься наукой, а не беспокоиться о придворных сплетнях, моде и правильных улыбках. Мне надо было бежать от всего этого — мне здесь не место!
— Фрея…
— Или ты считаешь, что я эгоистка?
Наоми посмотрела на меня.
— Нет, Фрея. Конечно же, нет. Ты…
— Я, — я уставилась на пятна на столе. Казалось, это было так важно — произнести вслух эту глупую фразу. Да, конечно, получить от Наоми подтверждение того, что я ошибаюсь или позволить думать себе, что я права… Да, во мне что-то билось такое страшное, отвратительное, то, что прежде я считала своей силой… Что мне теперь с этим сделать? — Фицрой — совсем не тот, кем я прежде его считала. Да и Мадлен, врезавшись в меня, просто хотела поговорить о благотворительности и о сиротах. Мне показалось, может быть, она просто играла на публику, но теперь… Теперь я думаю, что она была искренней, что её действительно всё это заботит. И я всегда отталкивала её — она ведь подходила им, а я нет… И как я могу быть королевой всех этих людей, если я даже ничего в них не понимаю? Я даже не могу принять себя саму!
— Фрея… послушай, — Наоми пододвинула свой стул, и теперь мы сидели очень близко друг к другу. Она обняла меня за плечи, и я буквально тонула в её объятиях. — Я совершенно не считаю тебя эгоисткой. Разное случается. Ты думаешь, что совершенно не подходишь этому миру… Да никто не подвохит! Ведь ты хотела уехать — разумеется, ты не пыталась с ними подружиться и не могла думать, что люди, что делали тебя несчастной, хороши и прекрасны! Но теперь всё изменилось, теперь ты — часть этого. Ты и вещи будешь видеть иначе. И разве всё это не входит в обязанности королевы? Ты совершенно не эгоистка, ты думаешь о них, как о людях. Всё прекрасно. Это то, что тебе нужно.
— Я не знаю… — я закрыла глаза, придвигаясь ближе, и теперь её волосы щекотали мне нос. — Но как я когда-нибудь смогу их понять?
— Ведь это просто люди, Фрея. Всё будет хорошо.
Вот только даже эта мысль казалась ужасной. Ведь люди так сложны, и я никогда не смогу угодить каждому из них.
…На следующий день Форт буквально наводнили посетители. Так как никто из этих дворян в ту ночь не присутствовал на банкете, а многие едва знали погибших, они не говорили так же мрачно, как и большинство, а друг друга приветствовали с радосью, и их голоса едва-едва утихали в притворном горе. Когда я проходила мимо них в коридорах Форта, они замолкали, кланялись, опускались в реверансе, а потом вновь возвращались к своим сплетням, стоило только мне пропасть с поля их зрения.
Я пыталась улыбаться так, как улыбалась мама, а ещё ходить, будто бы все коридоры принадлежали мне. Мне нужно было принимать визитёров, как раз за разом повторял папа. Они отбирали куда больше сил, чем хотелось бы признавать это любому правителю. Они собирали налоги в своих регионах, они были лицом закона и справедливости для всех, кто жил под их властьью — и они оттягивали на себя огромную часть королевской власти. Простые люди знали их, уважали, боялись — всё зависело от обстоятельств. У них былио множество связей, они хорошо знали землю, ресурсы, на которые никогда не смотрела корона, и я нуждалась в их поддержке. Ведь как можно объявить себя королевой одной лишь столицы, когда все вокруг будут настроены против меня?