Возможности отправиться в лабораторию у меня не было. Я вместо того декламировала отцу свою речь, пока не заучила её так, что, пожалуй, потом мой призрак будет блюждать по этим залам и читать вслух сию отвратительнейшую речь. Я отвечала на все вопросы Холта о столовых приорах и реверансах — а ещ всякий раз, когда мне удавалось улучить свободное мгновение, я писала на бумаге идеи для разговоров, а ещё фразы, что могли заставить меня чувствовать себя в своей тарелке — готовилась так усердно, как никогда прежде.
В тишине Наоми помогала мне одеться — так уложилаа волосы, что это походило на некую невероятную спираль, лепёшку, удивительно сбалансированную на моей голове. Это выглядело просто смешно, и мне казалось, что Наоми добавит ещё с десяток булавок, чтобы это всё осталось на месте — но она ничепго больше не делала. Она говорила, что они к такому привыкли — а мне нужно казаться для них чем-то знакомым. Наоми серебром повела над моими веками, помогла подтянуть огромную вторую юбку, что слоилась каскадами шелка, была усеяна драгоценными камнями. Она тяготила меня — лицо и руки казались бесчеловечно малыми, и я хмурилась своему отражению, пытаясь вернуть нормальные пропорции.
Когда ко мне пришёл отец — чтобы отвести туда, — он казался таким спокойным и уверенным, как и всегда при дворе — но всё равно волновался, дёргая то и дело свой рукав, а теперь ещё и удовлетворённо, одобрительно кивнул, кажется, будучи очень возбуждённым.
С Холтом мы встретились на подходе к тронному залу. Он окинул взглядом моё платье, волосы, драгоценности и нахмурился — но сейчас не посмел выступить против моего отца.
— Помните ли вы свою речь?
Я кивнула — мне было слишком страшно для того, чтобы хоть что-нибудь промолвить вслух.
— Сегодня забытые на Вашей стороне, — промолвил Холт. — И не только сегодня. Верьте во всё, что несли они в свою жизнь, и тогда они принесут вам удачу.
Это не казалось утешением, но я вновь кивнула, и Холт провёл меня к двери.
— Улыбнитесь, Ваше Величество, — промолвил он, — и всё будет хорошо.
Слуги открыли перед нами двойные двери, пропуская меня в тронный зал.
— Поклонитесь Её Величеству Королеве Фрее, правительнице Эприа! — закричал стражник.
Люди, казалось, и не спали вовсе, когда готовили эту комнату после моей коронации, этого поддельного празднества. Теперь тут были развешаны портреты короля Йоргена и всех его поддданных — и казалось, теперь зал стал куда меньше, чем прежде, даже теснее подземелья. И вопреки толпе, что находилась здесь, внутри было всё ещё комнаты.
Несколько людей были мне знакомы — тот же Фицрой, Торстэн Вольф, — но и незнакомцев оказалось слишком много. Сотня незнакомых лиц, сотня пар незнакомых глаз, что так выжидающе смотрели на меня.
Улыбка. Я должна просто улыбаться. Я могла ощутить, как напряглось моё лицо, как задрожали уголки губ вместе с щеками. Они все видели, как я несмела, как я дрожу — в моих глазах сейчас уж точно отражался страх.
Я медленно пересекла комнату, направляясь к своему трону. ХХотелось смотреть вперёд, делать вид, что я здесь совершенно одна, что всё вокруг — обыкновенная фантаззия, вот только я не имела на это права. Я заставила себя осмотреться, посмотреть вправо и влево и встретиться взглядом с народом. Улыбнуться каждому из них. Не позволить себе заметить какие-либо детали.
На этот раз я не упала. Слава Забытым, хоть это мне удалось.
Я остановилась перед троном, испытывая укол страха. Ведь это был трон короля, он был сотворён под его руководством и подходил для мужской одежды. А моя юбка — в два раза шире этого сидения, да и проклятый кринолин совершенно не собирался сгибаться. Я не помещусь. Я могла устроиться сверху, над этим троном, и мои ненавистные юбки со звоном скрыли бы его от человеческих глаз, вот только это совершенно не достойное решение.
Но всё прекрасно, просто прекрасно. Просто стоять — и всё будет в порядке.
Я попыталась повернуться к вельможам как можно грациознее, но юбка казалась слишком огромной, и я пошатнулась. Прикрываясь ладонью, засмеялись несколько человек в зале, и я почувствовала, как сильно краснеюю.