дноглазым и Костоправом. Темнокожий колдун был сыт Башней по горло. Он справедливо упрекал Костоправа в том, что тот закопался промеж старых книг и вдобавок идет на поводу у Госпожи, просившей ее подождать. А ее дела могут вообще никогда не закончиться. Что ж, так и прикажете торчать до скончания веков в постылой Башне, всякий день перенося отъезд на завтра? - Ты прав, - признал Костоправ. - Я забыл, что теперь отвечаю не только за себя, но и за Отряд. Время идет, мы стареем, а Хатовар не становится ближе. Я поговорю с Госпожой. Независимо от ее решения мы выступаем завтра на рассвете. Предупреди остальных, чтобы были готовы. - Да мы давно готовы, - заворчал колдун. - Только свистни. Сидим тут, паримся, а все из-за твоей подружки. На пару ударов сердца полковник едва не потерял самообладание. У наемников слово с делом не расходится. Завтра их здесь уже не будет. Он должен был что-то срочно предпринять, но что? В выделенной ему комнате Мургена не было. Там вообще было на удивление пусто и чисто, словно тут никто и не жил почти две недели. На постели лежал аккуратно увязанный дорожный мешок. Илрайн спустился в парк, отыскав знаменосца на привычном месте подле черной звезды. Мурген пытался разобрать строчки, глубоко выплавленные в граните. Их начертала силой магии сама Госпожа - древнее четверостишие о прахе и пепле, из которого все мы вышли и куда возвращаемся, чтобы вновь возродиться. Илрайн кашлянул, привлекая внимание. И брякнул первое, что пришло на ум - спросил, участвовал ли Мурген в битве при Чарах. Чего, конечно же, быть не могло - Мурген был слишком молод для этого. Знаменосец отрицательно мотнул головой, нехотя добавив, что много слышал об этой битве от ветеранов и читал описание в Анналах. Вот Костоправ - тот да, очевидец, и вел записи прямо на поле боя. Илрайн спросил, действительно ли он имеет в виду легендарные Анналы - хроники Отряда, непрерывно ведущиеся почти триста лет. Мурген слегка оживился, объяснив, что часть этих хроник утрачена в скитаньях и сражениях, но Отряд не теряет надежды снова их отыскать. Слово цеплялось за слово. Полковник мысленно сравнивал себя с рыболовом, выводящим на мелководье крупную и удивительно сторожкую рыбу. Малейшее неосторожное движение, и добыча сорвется с крючка. Он присел рядом с Мургеном. Тот не возражал и не пытался ни уйти, ни отодвинуться. Огромная тень от Башни чуть сдвинулась, накрыв озеро под холмом. По воде побежала серебристая рябь. Илрайн аккуратнейшим образом свернул разговор к теме личных предпочтений Мургена. Было бы досадно после стольких хлопот в самый последний миг выяснить, что тут и рассчитывать было не на что. Разве что на добрый удар в челюсть, когда знаменосец сообразит, на что ему намекают. А он сообразит рано или поздно. Он, оказывается, вовсе не глуп, просто предпочитает держать язык за зубами. Сидеть рядом с ним было - что жариться на раскаленных углях. В тихом, сдержанном Мургене крылось нечто, вынуждавшее видавшего виды полковника Илрайна изнывать в тоскливых сожалениях о недосягаемом. Эх, будь у него чуть побольше времен. Еще хотя бы месяц. Ладно, не месяц, пара недель. Он бы уломал знаменосца. Сперва на одну маленькую уступку, потом на другую. Выкроил бы время и нашел повод для совместной поездки ну хотя бы в Вязы. Вдали от Башни, соглядатаев и Отряда можно было бы рискнуть. Что-нибудь да обломилось бы. Особенно если для начала завалиться в хороший трактир с весёлыми девицами - Илрайн знал не один такой. Девицы и белое вино из Опала здорово способствуют душевному расслаблению... - Я не против, - сказал Мурген. Полковник едва не прокусил язык. Неужто он был так неосторожен, что выболтал свои замыслы вслух? В таком случае ему одна дорога - прямиком в отставку. Причем позорную. - Да нет, - тем же рассудительным и невозмутимым тоном успокоил его Мурген. Он смотрел в сторону, на вязовую рощу и отмеченное высокой колонной место гибели кого-то из Взятых за ней. - Тут и тупица бы допер, к чему ты клонишь. Говорю же, я не против. Только в Башню не пойду. Жутко там. Справившись с потрясением, Илрайн рассудил, что столь ценными подарками судьбы не разбрасываются. Мурген согласен? Отлично! Никаких народных гуляний в парке сегодня вроде не намечается, значит, надо действовать быстро и решительно. А то передумает и улизнет. А если у него еще и опыт имеется, так вообще больше желать от жизни нечего. Иметь дело с неискушёнными партнёрами полковнику не нравилось. Много возни и уговоров, а в итоге - сплошное разочарование. Мурген разочарованием не стал. Это было истинное потрясение, фейерверк и юношеский энтузиазм, с лихвой восполняющий тот явственный факт, что знаменосец давненько не занимался чем-то подобным. Но боги свидетели, как же это было хорошо. Не просто удачный перетрах, а нечто большее, лучшее, чему и названия-то так сразу не подберешь. Сладостное удовольствие, горчащее на языке и отдающееся болезненным нытьем под ложечкой. Процесс настойчиво требовал повторения, причем не раз, и не два, но всякий день - утром и вечером. Да не на скользкой траве под открытыми небом, а в нормальной постели со всеми удобствами. - Только не говори, что обучился этому в Отряде, - с трудом выговорил Илрайн, когда все закончилось. - Иначе мне придется срочно бросить службу и завербоваться к вам. Мурген сгреб разбросанную одежду в кучку и прилег на нее. Этот странный парень так ни разу и не вскрикнул, только приглушенно постанывал сквозь зубы. Голос у него не дрожал и не срывался, как у некоторых особо чувствительных адъютантов полковника. - Когда я был молод и глуп, у меня был друг, - негромко сказал Мурген. - Он был старше меня, но привязался ко мне, а я слишком много от него требовал. У моего друга была семья и обязанности, а еще вздорная родня, но мне-то было на все наплевать. Я не задумывался о последствиях. Сболтнул лишнего в дурной компании. Мой друг оказался за решеткой. В нашем городе были суровые нравы. Моего друга сослали на рудники, а я сбежал и вступил в Отряд. Спустя пару месяцев через город прошла армия Взятого. Больше там ничего нет. - Сочувствую. - Не стоит. Я сам был виноват. А может, никто не виноват. Просто так сложилось. Илрайн смотрел в спину знаменосца, тягостно сознавая, что любые приходящие ему на ум слова прозвучат на удивление глупо и неуместно. Предложить Мургену остаться в Чарах? Он дал присягу Черному Отряду и не изменит клятве лишь оттого, что славно повалялся с кем-то в траве. Да и в качестве кого он будет тут находиться - очередного порученца полковника Илрайна? Их и так набралось слишком много, давно пора выгнать половину взашей. Сказать Мургену, насколько он потрясающий? Попросить быть осторожнее? - Поэтому теперь ты стараешься избегать людей, - предположил Илрайн. - Я просто держусь от них подальше. Ни к кому не привязываюсь. Может, когда научусь отвечать не только за себя, но и за других, найду себе кого-нибудь. Или не найду, как получится. - Ты мог бы начать поиски прямо здесь, в Чарах, - рискнул полковник. - Нет, - спокойно ответил Мурген. - Завтра мы уйдем из Чар на юг, и ты это знаешь. Иначе и дальше бродил бы кругами, тоскливо зыркая. Никто из нас не вернется обратно. Я это знаю, потому что видел во сне. С той поры, как мы прятались на Равнине Страха, ко мне иногда приходят сны. О том, что будет или что может быть. Есть сны-призраки, а есть верные. Этот - верный. Поэтому я загадал: если ты опять придешь и заговоришь со мной, я соглашусь. Чтобы сохранить в памяти. Вместе со всем, что я видел - Башней, садами и рекой. Тобой, потому что больше мы не встретимся. Это будет первый и последний раз. Солнце ослепительно сверкнуло на полированных срезах Башни, вынудив Илрайна сморгнуть. - Ты что, веришь в сны? - Они сбываются, - пожал плечами Мурген. Наверное, он уже сожалел о мгновенном откровении и упрекал себя за излишнюю болтливость. Он снова уходил в себя, замыкая незримые двери и навешивая замки. Это было невыносимо. - Иди сюда. Обещаю, этот день ты не позабудешь. Отрядный колдун Одноглазый таскался по извилистым парковым дорожкам в поисках своего дружка и собутыльника Гоблина. Одноглазый жаждал общения, а именно - поделиться планами на выданное трехмесячное жалованье. Планы, правда, были простыми и безыскусными, включая помимо прочего визит в трактир, смазливых девиц и десяток партий в тонк. Слуха Одноглазого коснулись некие любопытные звуки, летевшие из-за кустов. Старый колдун сошел с дорожки и, помогая себе палкой и волшебством, почти беззвучно просочился сквозь заросли. Увидел черный обелиск внизу, склон холма и парочку, поглощенную древнейшим на земле занятием. Одноглазый фыркнул, хмыкнул, вспомнил молодые годы. Всмотревшись, он с удивлением признал в коротко стриженной и атлетически сложенной красотке, что лихо скакала верхом без седла, отрядного знаменосца. Валявшийся на земле и порыкивавший от удовольствия парень, которого объезжал Мурген, как две капли воды смахивал на имперского полковника из приближенных Госпожи. Вот он с усилием выгнулся, часто и хрипло дыша, забился, как вытянутая на берег рыба, хватая Мургена за руки и притягивая к себе. Тот не вырывался, резко и сильно двигая бедрами. Похрюкивая, Одноглазый упятился в спасительные кусты. Мур