из выкопанной глубокой ямы нечто круглое, вцепилось в находку зубами и улизнуло к заводям Скорбной реки. Гнев Сына Древа был бессилен - так далеко его молнии не доставали. Чудовище бежало прочь вместе с извлеченной из земли отрубленной головой. Рябине показалось, она узнала того, кому могла принадлежать голова. В прежние времена он был захоронен в одном из курганов, не-живой и не-мертвый, яростно желающий снова обрести свободу. Потом его выпустили из заточения, и он ушел. Он хромал. - Это плохо, это скверно, это ужасно! - бесновалось белое древо. Он тряс кроной с такой силой, что несколько искр долетело до Рябины и подпалило кончики ее листьев. Она вскрикнула, и только это заставило Сына Древа успокоиться. Он даже попросил прощения за свою несдержанность. - Может, все обойдётся, - нерешительно сказала Та, что дает горькие плоды. - Тебе же поручили охранять Клин, а не ловить Чудовище. Клин по-прежнему с тобой. У Чудовища есть ноги, у тебя нет. Ты не можешь гоняться за ним по Курганью. Да, оно утащило кусок мертвечины. Какое зло он способен причинить? Может, Чудовище голодно и сожрет его. Я видела, зимой волки съели мертвых людей. Сын Древа ничего не ответил, но судя по тому, как угасло бешеное мерцание в его ветвях, он прислушался к словам Рябины и нашел их верными. Они ошиблись. Спустя несколько дней восставшая из земли и невесть как раздобывшая себе тело из сплетенных веток злобная тварь прискакала верхом на Чудовище. Следом за ними шли люди из Великого леса. Они разорили городок на краю Курганья, убив всех, кто жил там. Плетеная тварь приблизилась к Сыну Древа, и, глядя на пляску молний, прошипела что-то сквозь зубы. Хромой и Чудовище не рискнули подойти ближе, хотя и Сын, и Рябина поняли - их притягивал к себе вбитый в белый ствол Клин. Однако, посовещавшись, зловещая парочка предпочла уйти из Курганья вместе со своей армией. Вернулась компания людей, настойчивых, как крысы, и таких же пронырливых. Стояло лето, знойное и удушливое. Жара нагоняла на Сына Древа непреодолимую дремоту. Чем старше он становился, тем меньше разговаривал и дольше пребывал погруженным в себя. Боль, причиняемая Клином, не угасала. Он испытывал вину за допущенный промах, за то, что позволил Чудовищу спасти Хромого. Теперь, обезумев, тот сеял где-то смерть и разрушение - а значит, в будущем мог стать источником опасности для Сына Древа и самого Праотца-Дерева, растущего где-то на Равнине Страха. Встревоженная Рябина пыталась разбудить Сына. Тщетно. Люди охапками притаскивали валежник и швыряли его к белому стволу. Иногда, пробуждаясь, Сын отпугивал их молниями. Люди убегали и приходили снова. Куча сухостоя росла, достигнув уже половины высоты Сына Древа. В яркий и ослепительно-солнечный день люди выскочили из ямы, выкопанной Чудовищем, таща горящие охапки сучьев. Рябина подставила корень под ноги одному из них, но тщетно. Она закричала, пытаясь предостеречь его, зашелестела, роняя созревающие ягоды. Пламя охватило Сына Древа - от корней до кроны. Беззвучный вопль пронесся над Курганьем. Он полыхал, окутанный в черное и алое. Люди спрятались. Обращенная к белому дереву листва Той, что дает плоды, начала потрескивать и обугливаться, ее крики боли слились с отчаянием Сына Древа. Он полыхал до самой ночи. Утром Рябина увидела его - обугленного, лишенного коры и листвы, с беспомощно торчащими черными сучьями, возвышающегося над кучей тлеющих углей. Он казался мертвым, но был еще жив - она это чувствовала. Он был как животное при последнем издыхании, но сознающим себя и то, что произошло. Люди расчистили дорожку к его стволу и начали палками расшатывать вбитый Клин. Один из двуногих истошно завопил, заметался, тряся рукой. Остальные заорали на него, и в этот момент Клин вылетел наружу. Люди схватили его, швырнули в бочку с водой и, спотыкаясь, побежали прочь. Сын Древа ударил по ним молнией, ослепительной, но нацеленной совершенно в другую сторону. Люди убегали через холмы, унося похищенный Клин - воплощенное зло, заточенное в кусок серебра. Не железа, теперь она это знала. Серебра, мягкого сияющего металла, извлеченного из недр земли и восприимчивого к чарам. Кора на стволе Сына Древа тоже была цвета серебра. - Все пропало, - беззвучно выдохнул он. - Они забрали Клин. - Они убегают, - сказала Та, что дает горькие плоды. - Мы не можем остановить их. Те, что живут в Курганье - они слишком медленные. Слишком долго думают. Они ничего не поймут. - Они забрали Клин, - со стоном повторил Сын Древа. - Я не справился. Не выполнил Долг. - А твой отец может справиться с Клином? - спросила Рябина. - Он далеко. Он слышит только свою Равнину. Мы слишком далеко от него. - Так крикни, - предложила она. - Громко, чтобы он узнал о твоей беде. В почерневшей кроне замерцали голубые и лиловые искры. Слабые, бессильные. Огонь почти убил Сына Древа. Может, со временем он придет в себя, обретет прежнюю мощь, но действовать-то нужно сейчас! Та, что приносит горькие плоды, сосредоточилась. Ощутила свои корни и поврежденные листья. Своих медлительных соседей, недоуменно прислушивающихся к жару гаснущих углей и стонам умирающего Сына Древа. Мертвой хваткой вцепилась в них, сплелась мельчайшими корешками, притягивая, делая единой частью с собой. Расширяя круг, вплетая в него всех, до кого могла дотянуться, вынуждая соки бродить в стволе, а один из особо длинных корней тянуться к корням Сына Древа. Дальше, дальше, настойчиво расталкивая камешки и пронзая твердую землю Курганья, пока они не соприкоснулись. Белое древо испустило свирепый, ослепительный разряд, направленный высоко в небеса. На Рябину тихим моросящим дождем осыпалась чужая боль, отчаяние и неведомая ей прежде скорбь утраты. Сквозь мерцающие капли она увидела Сына Древа, гордо вздымающего крону шелестящей листвы - ослепительно белый ствол, широко раскинутые ветви, укрывающие и берегущие Курганье от зла. Он мог бы стать их предводителем. Мог бы придать смысл их растительному существованию. Но Сын Древа умер. И она тоже умрет вместе с ним. Станет гниющим стволом, который рано или поздно упадет и истлеет. Такова судьба дерева. Ведь деревья не обладают разумом, а значит, не могут сожалеть, тосковать и верить. Они просто деревья, растущие на заброшенных могильных курганах.