Мина пролистнула несколько страниц:
— А это кто? Брэн?
Я нервно облизала губы.
— Нет. Это Ксавьер. — Я и забыла, что рисовала его в этом альбоме. Вот недотепа. Все это время я старательно избегала любого упоминания о своей прошлой жизни, а теперь своими руками вручила Мине ключ к нему.
— Кто такой Ксавьер?
— Один человек… которого я знала… раньше.
Я кожей чувствовала, что ее переполняют вопросы — все незаданные вопросы о моей прошлой жизни. Я ни разу не дала понять, что хочу поговорить об этом, и, к чести Мины, надо сказать, что она уважала мое нежелание. Вот и сейчас она просто перевернула страницу.
— Это Набики и Отто.
— Да, я узнала, — кивнула Мина.
— Вы знаете Отто?
— Отто похож на тебя. Думаю, его все знают, — ответила она.
Но я уловила в ее ответе нечто такое, на что мне, наверное, не следовало обращать внимание.
— Он тоже ваш клиент? — бухнула я.
— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала Мина. — Если тебе интересно, спроси его сама.
Я вздохнула.
— Не могу. Он не хочет со мной разговаривать.
— Ты очень удивишься, когда узнаешь, сколько всего он может рассказать, если ты ему позволишь, — осторожно заметила Мина.
— Я и так это знаю, — хмыкнула я. — Но он не хочет до меня дотрагиваться. Его почему-то пугает мое сознание.
— Вот оно что, — задумчиво протянула Мина. — Он не говорил тебе, почему?
Я помотала головой.
— Набики не смогла точно перевести то, что он сказал.
— А ты пыталась спросить его лично?
— Говорю же вам, он не хочет со мной разговаривать.
Мина слегка улыбнулась.
— А ты не пробовала связаться с ним по Сети?
Я уставилась на нее, как на ненормальную.
— Но он же не разговаривает! Он не пользуется сотовым.
— Я имела в виду, через ноутскрин, — поправилась Мина. — Насколько я знаю, Отто отлично пишет.
Об этом я даже не подумала. Признаться, я вообще почти не открывала свой ноутскрин, не говоря уже о том, чтобы писать в нем.
— Я подумаю об этом, — пообещала я и перевернула страницу альбома. — Вот это Брэн.
Мина улыбнулась:
— Очень красивый мальчик. Ты только посмотри на его глаза!
Я молча уставилась на его глаза.
— Я знаю, — очень тихо сказала я. В этом наброске я специально выделила глаза Брэна. Казалось, они сияли с затененного лица. Глаза Брэна постоянно притягивали меня, поэтому я стала переносить их на бумагу.
Я поселила в свой альбом всех, кто сидел со мной за одним столом за обедом, поэтому Мина без труда смогла найти портреты учеников, о которых я упоминала во время сессии. Перевернув очередную страницу, она снова наткнулась на портрет Ксавьера.
— Ага, это опять тот же мальчик, что и раньше, — узнала она. — Только здесь он моложе. Это его младший брат?
— Нет, — сказала я. — Это тоже Ксавьер. Я его знала очень долгое время.
— Как долго?
Мне стало больно.
— Всю его жизнь, — ответила я.
И тогда Мина задала мне первый за все это время серьезный вопрос о моем положении.
— Ты скучаешь по нему?
Я хотела отмахнуться и сменить тему, но почему-то не стала этого делать.
— Каждый день, — ответила я. — Но я стараюсь о нем не думать.
— Но ты его рисуешь.
Что тут скажешь? Я вздохнула.
— Я не могу думать о нем, но и забыть тоже не могу. Неправильно забывать тех, кого любишь.
Воцарилось долгое-долгое молчание, а потом Мина уточнила:
— Ты так думаешь?
Мне совершенно не понравилось направление, которое принимали эти расспросы.
— Вот и все мои наброски, — бодро заявила я, забирая у нее альбом. — Так, стопка почеркушек.
— Это очень мастерские работы, — сказала Мина, возвращаясь в свое кресло. — Ты не думаешь продолжать заниматься рисованием?
— Конечно, я буду продолжать.
— Я имела в виду, ты не хочешь стать настоящим художником?
Я покачала головой.
— Мне нужно заниматься ЮниКорп, — напомнила я ей.
— Ах, да, — кивнула Мина. — Непростое дело. Ты полагаешь, у тебя хватит способностей управлять такой многоуровневой межпланетной корпорацией, как ЮниКорп?
До сих пор никто никогда не задавал мне такого вопроса. Я втянула голову в плечи.
— Нет, — честно признала я. — Но может быть, я смогу нанять кого-нибудь толкового, чтобы он управлял… Может быть, после окончания колледжа…
— К счастью, тебе не нужно беспокоиться об этом прямо сейчас, — рассмеялась Мина.
— Нет, вы правы, — сказала я. — Я должна учиться старательнее.
* * *
Я должна учиться старательнее… Эти слова стали моим заклинанием и моим позором, потому что, как я уже говорила, у меня не хватало на это силы воли. Я была слишком тупа, чтобы разобраться в программе, поэтому школьные предметы меня не интересовали.
Меня интересовал Брэн.
Меня интересовал Отто.
Отто очень меня интересовал, но вскоре выяснилось, что разузнать о нем что-то новое будет не так-то просто. Я стеснялась подойти и дать ему свой сетевой номер, особенно когда Набики крутилась рядом (а она всегда крутилась рядом). Большую часть сведений об Отто я узнала от Набики, которая обожала поговорить на эту тему. Отто всегда молча стоял рядом, когда я жадно впитывала любые крохи информации о нем, и хотя мне было очень неловко получать эти сведения не от него лично, утешало уже то, что мы не сплетничаем у него за спиной.
Насколько мне удалось выяснить, Отто получил стипендию Юнишколы инкогнито. Стипендия была присвоена ему на основании представленного эссе. Отто не умел разговаривать, однако у него была блестящая голова, и это в полной мере отразилось в его работе.
Несмотря на стипендию, ему чуть было не отказали в приеме. Потребовалось целых полгода и судебный процесс о нарушении прав человека, прежде чем ему позволили заочное обучение. Перед тем как пойти в школу, Отто вместе с другими членами своей семьи обучался в лаборатории ЮниКорп, где тщательно отслеживались и записывались малейшие аспекты их мозговой активности.
Отто учится с огромным усердием. Его родня, трое других высокоразвитых участников проекта «Дети Европы», до сих пор находилась под наблюдением в лаборатории ЮниКорп. Отто навещал их по выходным. Несмотря на то что с ними хорошо обращались, все они с нетерпением ждали своего совершеннолетия и официального снятия опеки.
Брэн был для меня потоком чистой энергии, порхающей птицей эмоций, полностью занимавших мои мысли. Отто я воспринимала как тяжесть или даже тень, маячившую где-то на краю моего сознания и сопровождавшую меня повсюду. Меня постоянно грызла мысль о том, что все трудности в его жизни порождены корпорацией, которую мне предстояло унаследовать.
И еще я часто замечала, что он смотрит на меня — даже откровенно разглядывает, правда, безо всякого выражения на лице. Помимо принужденной улыбки, которую Отто очевидно использовал в качестве социального жеста, он ничем не выдавал своих мыслей и чувств. Возможно, он интересовался мною, а может быть, злился на меня — кто знает? Что касается остальных ребят, то они относились ко мне либо равнодушно — либо с прохладцей, как Набики.
Решение пришло совершенно случайно. Через несколько дней после того, как я показала доктору Биджа свои наброски, Отто и Набики так поспешно вышли из-за стола после обеда, что забыли свои ноутскрины. Я украдкой протянула руку и включила ноутскрин Отто. Готово! Быстро перебросив его номер в свой экран, я выключила ноутскрин.
Как оказалось, очень вовремя. Набики вихрем влетела в столовую, и я поспешно схватила оба ноутскрина, чтобы скрыть следы своего шпионажа.
— Вот, вы забыли, — сказала я, протягивая экраны Набики.
Мне показалось, что она слегка раздражена.
— Спасибо, — натянуто поблагодарила она.
Набики всегда была вежлива со мной, но я чувствовала, что она меня не выносит.
Я чувствовала себя немного странно, когда вечером того же дня подключалась к экрану Отто. Эта технология считалась устаревшей еще во времена моего детства. Переписку давно сменили сотовые, которые реагировали на голосовой сигнал и при помощи встроенных микроскопических голофонов создавали иллюзию непосредственного общения с абонентом. Иными словами, переписка по ноутскрину была для меня чем-то вроде перьевой ручки для человека эпохи Билла Гейтса.