Поприветствовав нас, дед Брэна снова опустился в свое кресло.
Брэн, очевидно, не испытывал никакой неловкости по поводу того, что мы вломились в кабинет его деда среди ночи.
— Привет, дед. Это Роуз, ты ее уже видел.
— Да, — ответил тот, вежливо кивая мне. — Рад видеть вас снова, юная леди.
— Добрый вечер, мистер Сабах.
— Он не Сабах, он мамин отец, — поправил меня Брэн.
— Ничего страшного, — отмахнулся старик, обрывая Брэна. — Зови меня просто Рон. Садитесь. — Он указал нам на стоящий у стены диван цвета сочного зеленого мха. Когда я села, старик повернулся к Брэну. — Что за неприятности?
— Убийца выследил ее на островах Юникорна, и Роуз думает, что это подстроил Гиллрой, — без всякого вступления вывалил Брэн.
Судорога гнева исказила лицо Рона. Глаза его сверкнули, и он повернулся ко мне.
— Это так?
Я съежилась от страха.
— Я… не знаю, — залепетала я. — Конечно… у меня нет никаких доказательств…
Несколько мгновений он не сводил с меня глаз.
— Я его убью, — проговорил старик с жуткой усмешкой. Он говорил так тихо, что я едва разбирала слова. Потом он снова крутанулся на своем кресле к Брэну. — Расскажи мне все по порядку.
Брэн покачал головой.
— Я не могу. Она и мне-то ничего толком не рассказала. Насколько я понял, Гиллрой был в своей обычной пьяной паранойе.
Рон снова мрачно посмотрел на меня.
— С чего ты взяла, что Реджи в этом замешан? — спросил он.
У меня язык присох к гортани. Что-то в его взгляде оказывало на меня какое-то мучительное воздействие, но я не могла отвести от него глаз. Вероятно, Рон понял это, потому что отвернулся от меня. Он снял очки и устало потер переносицу.
— Брэн, спроси ее сам, — попросил он, снова надевая очки.
Брэн присел рядом со мной на диван.
— Все нормально, честное слово. Просто расскажи ему все. Когда ты впервые подумала, что это Гиллрой?
— Когда Пластин вошел в комнату, Гиллрой не вызвал охрану и вообще ничего не сделал. А потом он меня схватил. И держал, чтобы я не могла убежать. И еще, мне показалось, что он знал, когда придет Пластин.
— Знал?
— Да. Он сказал, что я хорошенькая и что его с души воротит, когда он думает, что со мной будет.
Я услышала, как Рон еле слышно выругался.
— Ладно. — Он повернулся к своему экрану. — Сейчас я выясню, не запускал ли Гиллрой руку в фонды компании. — Он нахмурился, а пальцы его уверенно запорхали по экрану. — Вот так. — Старик снова повернулся ко мне: — Это займет довольно много времени, нужно просмотреть кучу файлов. А пока мы будем ждать, расскажи мне все, что знаешь. Гиллрой сделал еще что-нибудь такое, что заставило тебя подозревать его?
Мне хотелось плакать, когда я вспоминала его ужасные слова. Весь разговор был таким чудовищным, что появление убийцы казалось почти избавлением!
— Он был просто ужасен, — прошептала я. — Он говорил про Отто и сказал, что с ним пора заканчивать. И он как будто… заигрывал со мной. И был таким бессердечным! Сказал, что Темные времена были лучшим подарком для всех!
Брэн нахмурился:
— Реджи, конечно, тот еще мерзавец, но я не думаю, что он опустился бы до таких заявлений. Это все равно что назвать холокост прекрасной задумкой.
— Если точно, — поправилась я, — он говорил не о самих Темных временах. Он сказал, что лучшим днем для всех был день, когда мои родители… погибли. — Мне было очень трудно произнести последнее слово. — Но ведь это… ну, то есть… это единственная причина, по которой я так долго пробыла в стазисе. Если бы они не умерли…
Внезапно Рон хрипло застонал, перебив меня.
— Ахх, — проговорил он, качая головой. Потом с силой откинулся на спинку кресла, которое бесшумно отклонилось назад, поддерживая эту более непринужденную позу.
Брэн сдвинул брови:
— Но ведь Фитцрои погибли…
— Брэн! — оборвал его дед. Повисло долгое молчание, в течение которого Рон внимательно изучал свои руки, нервно барабаня большим пальцем по запястью. — Ума не приложу, с какой стати Реджи решил рассказать тебе об этом. Обычно он полностью поглощен собой и не слишком обременяет себя заботой о других. А уж это точно дело полиции. — Он вздохнул. — Или мое, — еле слышно добавил он. Потом посмотрел на меня. — Как много ты помнишь о своей жизни?
— Все помню, — удивленно ответила я. — А какое это имеет отношение к произошедшему?
— Выслушай меня. Брэн по большому секрету рассказал мне, что, по твоим словам, твои родители часто использовали стазис в качестве… механизма семейной адаптации?
Я не знала, следует ли мне испугаться или можно ни о чем не беспокоиться. Если бы Брэн не сказал мне о том, что мое поведение может быть признано дёвиантным, мне бы вообще не пришло в голову тревожиться. Но я и подумать не могла, что мне есть чего стыдиться. Я вопросительно посмотрела на Брэна.
— Дедушка никому не расскажет, — заверил он. — Просто я… я не мог этого понять, поэтому спросил.
Мое удивление тут же сменилось раздражением. Как все сложно! Вероятно, умиротворяющее и утешающее воздействие стазиса невозможно объяснить тем, кто не испытывал его регулярно! Я снова повернулась к Рону.
— Да, — твердо ответила я. — Брэн сказал вам правду.
— Надеюсь, Брэн поставил тебя в известность о том, что подобное обращение, особенно с несовершеннолетними и беспомощными, считается тяжким уголовным преступлением?
— Да, — снова кивнула я, — но я этого не поняла. У стазиса нет ничего общего с изнасилованием! И потом, если стазис вне закона, то почему стазисные капсулы есть во всех больницах? Я сама видела.
— Больницы имеют специальное разрешение. Пациенты, страдающие определенными заболеваниями, или те, кто нуждаются в срочной трансплантации органов и могут умереть от любой задержки, помещаются в стазис по предписанию врача и на строго установленное время. Стазис до сих пор используется в межпланетных путешествиях к отдаленным колониям, поскольку такой полет занимает много лет. Однако даже в этих случаях пассажиры по очереди сменяют стазис на бодрствование. Без стазиса мы не смогли бы осуществлять перелеты на столь дальние расстояния. У нас пока просто нет возможности строить космические корабли, в которых можно было бы обеспечить путешественников необходимыми жилыми помещениями, а также необходимыми запасами продовольствия и кислорода. Но, несмотря на свою безопасность и эффективность, стазис находится под строжайшим контролем, а во многих случаях прямо запрещен законодательством.
Нет, я не могла этого понять. Почему человек не может время от времени устраивать себе небольшой отдых от жизни?
— Почему? — так и спросила я.
— Это не так просто объяснить, — ответил Рон. — Особенно учитывая твои обстоятельства. Во времена моей молодости законов о стазисе еще не существовало. И я помню множество случаев, которые возвели вопрос о законодательном регулировании этой процедуры в ранг необходимости.
Я закатила глаза. Эта юридическая терминология сводила меня с ума.
— Какие случаи? — спросила я.
— Лучше я приведу тебе пример, — сказал Рон, соединяя кончики указательных пальцев обеих рук в виде крыши. — Представь, что ты заболела. Ничего серьезного, аппендицит или любая другая болезнь, легко излечимая при помощи операции. А теперь представь, что твой хирург еще не обедал. Вместо того чтобы немедленно приступить к операции, он помещает тебя в стазиз до окончания обеда. — Рон пожал плечами. — Ничего особенного, правда? Но давай вообразим, что вместо обеда у твоего доктора намечено свидание с женой, и он не хочет чувствовать себя усталым. В этом случае он вместо операции помещает тебя в стазис до следующего утра. Двадцать четыре часа. Возможно, это никак не скажется на твоем состоянии. Продолжим фантазировать. Допустим теперь, что у нашего доктора запланирован отпуск. В этом случае он продержит тебя в стазисе две или даже три недели, пока будет развлекаться в Акапулько с семьей. Ему выгоднее погрузить пациента в стазис, чем провести операцию. Получается, что ради собственного удобства он украл у тебя три недели жизни вместо часа или двух, необходимых на операцию. Наш доктор мог бы отложить свой отпуск или передать тебя своему коллеге, но поскольку он хотел оставаться единственным хирургом, он совершил над тобой насилие. Он украл твое время.