Я лежал на спине, закрыв глаза согнутой в локте рукой. Сунул всю эту поганую чертовщину в дальний ящик и плотно захлопнул. Оставил на потом, ибо размышления на эту тему только злили. А злому плохо думается.
В моей жизни было много периодов ожидания: порой кошачьего у мышиной норы на протяжении бесконечных, отчаянно скучных часов; порой — мышиного многодневного с надеждой, что с наступлением очередной темноты можно будет удрать.
Поэтому обучаешься пользоваться особыми запасами фантазий и воспоминаний. Надо только пустить мысли в бег по старым долинам, взгорьям, пастбищам давних лет и выбрать предмет. Например, ролики. Старые, те, что пристегивались к обычным ботинкам. Рассматриваешь их, ощупываешь, подгоняешь. Прикрутил поношенный башмак слишком сильно — подошва коробится. Крутанешь одно колесико, слушаешь рокот, ощущаешь зернистую фактуру металла, поцарапанного о бровку тротуара. Вспоминаешь странное чувство неловкости, неуклюжести и медлительности, когда, прокатавшись целый долгий субботний день на роликах, идешь на другой конец города. Мучает боль в натертых ремнями лодыжках над щиколоткой. Если она становится слишком сильной, останавливаешься, передвигаешь ремень пониже, на шнуровку ботинок. Большая темная болячка на ободранном колене. Тошнотворный удар головой о тротуар. И еще что-то насчет самих роликов… Ну конечно! Позади у них есть выдвижная планка для подгонки к ботинкам. Если ее как следует не зажать или если она разболталась, ролик незаметно удлиняется, зажимы уже не захватывают края подошвы, и при очередном толчке наступает ошеломляющий миг — ролик выворачивается, и ты либо на полном ходу падаешь, либо катишься на одной ноге с хорошим роликом, подняв другую с болтающимся, пока не найдешь, где можно присесть, снять ботинок и еще раз закрепить. Ролики, песочница, яблоня или чулан. Годятся качели на детской площадке, лесопилка, классная доска, воздушный змей — все, что было тогда, когда откладывались живые воспоминания. И они до сих пор тут. Находишь маленькую дверцу и, как Алиса, ныряешь в страну чудес, где каждая яркая вспышка воспоминания высвечивает следующее.
У каждого свой способ. Однажды я два месяца вел наблюдение вместе с одним тихим человечком. Темы для разговоров были исчерпаны за два дня. Но он казался бесконечно терпеливым и абсолютно довольным. Через месяц я полюбопытствовал, о чем он думает. И тихоня признался, что страстно любит бридж. Поэтому мысленно наудачу сдает себе карты, потом из оставшихся тридцати девяти сдает противнику слева, противнику справа, передает оставшиеся своему партнеру. Так же в голове делает заявки, разыгрывает карты, вносит результаты в колонку подсчета очков. Добавил, что иногда несколько устает и забывает, где валет или бубны — слева или справа. Тогда просит всех открыть карты и вновь начинает аукцион.
Когда те, за кем мы следили, сделали наконец ход, возникла проблема — мы не могли добраться до автомобиля, стоявшего в шести кварталах. Игрок в бридж решил ее одним смертельным броском. Успел вовремя, дверцу захлопнули, прежде чем добыче удалось улизнуть. Рассказывали, что он сел на заднее сиденье, тяжело дышал, смеялся, потом пискнул и умер. Я мельком увидел его и подумал о партиях в бридж, погибших у него в голове вместе со всем прочим.
— Макги!
Я открыл глаза, встал, подошел к двери:
— Шериф?
— Я обдумал поставленную вами проблему. Не хочу, чтоб возник хоть какой-нибудь шанс свести обвинение к незначительному. Я уверен в моей правоте. Будь завтра рабочий день, обязательно использовал бы мои возможности. Но в субботу это затруднительно. Сейчас чуть больше четырех, однако, по-моему, вам удастся связаться с мистером Сибелиусом.
Телефонистка не отключила звук, заказывая разговор за счет вызываемого, и я слышал, как девушка на другом конце линии выразила профессиональное сомнение насчет того, где и как искать Ленни.
— Оператор, это мисс Кармайкл?
— Трев? Да, это Энни.
— Мисс, вы принимаете заказы за счет вызываемого?
— Ну… наверное. Тревис! Ради Бога, почему за счет вызываемого?
— Это, кажется, проще, учитывая, что я нахожусь в тюрьме округа Сайприс по обвинению в убийстве.
Ни вздохов, ни причитаний, ни глупых шуток, ни дурацких вопросов. Она принялась за работу. Спросила номер тюремного телефона, сказала — если повезет, то удастся поймать Ленни в автомобиле между квартирой и портом. Но если уже отплыл, с ним можно будет связаться только в шесть, когда он объявится на портовой радиостанции Майами. И отключилась.