— Где была та лачуга?
Она опешила:
— Думаете, это та самая база?
— Похоже. Она была заперта?
— Заперта, на висячий замок. Просто одна комната, деревянная развалюха с покосившимся старым полом, стоит на камнях, не на сваях. Электричество есть. Помню электроплитку на каких-то ящиках возле стены. Узкий коридорчик к задней двери, с одной стороны раковина и унитаз, с другой что-то вроде чулана.
— Где это?
— Было темно, и шел дождь, так что я снова не нашла бы ее и за тысячу лет. Знаю, ехали от Кэттлменс-роуд, я еще подумала, не к нему ли домой, только вряд ли, он ведь как-то говорил, если я просто звякну туда, он мне зубы повыбивает и расшвыряет по всему полу. Точно, так бы и сделал.
— Долго ехали от Кэттлменс-роуд?
— Долго. Много миль, причем на скорости сто с лишним в час. Потом Лью повернул налево, срезал угол, как гонщик. По-моему, выехали из округа или почти выехали. Затем свернул направо, дорога была такой узкой, что кусты царапали по бокам машины. Было много поворотов, в лачуге горел свет, вокруг большие деревья, шел дождь проливной. Я спрашиваю, где мы, чего ему надо. А он… Я сейчас собиралась сказать, будто он ничего не ответил, но на самом деле Лью что-то сказал, совершенно бессмысленное. Не могу вспомнить.
— Постарайтесь, пожалуйста.
— Бред какой-то. Мол, это подарок к его дню рождения. Не знаю, что он имел в виду, меня или лачугу. Потом бегом поволок меня за руку к двери, я все ноги заляпала грязью, волосы вымокли, думала уж, сумасшедший ублюдок привез меня туда, чтоб убить. Всю дорогу домой плакала, наверное, отчасти и от облегчения.
— Еще что-нибудь говорил?
— Нет. А! Когда потянулся открыть дверцу, чтобы выпустить меня на углу, я почти вылезла, он схватил меня за плечо и рванул обратно. Так вонзил пальцы, что я неделю ходила с отметинами. Велел позабыть, где была, никому не рассказывать, что куда-то с ним ездила, иначе он мне физиономию так искорежит, что моего ребенка стошнит. Я чуть не расхохоталась. Черт возьми, я ведь и не знала, где побывала.
Она взглянула на себя в зеркальце и сообщила, что в этом году собирается загореть хорошенько. А теперь лучше вернуться на работу. Спросила про фотографию, изучила ее, хотела порвать, потом сунула в сумочку, щелкнув застежкой.
Я привез ее обратно, и, прежде чем вылезти, Джини объявила:
— Дори велела сказать, что она, может быть, с вами свяжется. Слушайте, это просто замечательная девчонка, и она отчаянно скучает. Фред отличный парень. Но Дори слишком давно уж не забавлялась. Вы ведь ей оказали услугу, так что не упускайте, она в самом деле сказочная партнерша, и ей это дело нравится. Это не сделка, милый. Все бесплатно, вы просто ей очень понравились.
— И ей скучно.
— Я говорила, ей нужен ребенок, а они все обследуются, сдают анализы, и ничего не выходит. Фредди много работает. Только, Господи Иисусе, начнешь шутить, и приходится полчаса объяснять ему, когда надо смеяться. Так или иначе, она, наверное, лучшая моя подруга, поэтому не отказывайтесь из-за того, что она такая кубышка. Ладно?
— Если еще что-нибудь вспомните про ту лачугу, позвоните в мотель…
— Я знаю, где вы остановились. Спасибо за ленч, мистер Макги.
— Не за что, всегда рад.
— И за фотографию. Я не просмотрела другие, да сейчас и некогда. Может быть, я узнаю кого-нибудь, кого Дори не знает.
— Я еще к вам заеду.
— Обязательно! Ну, пока.
Зная, что я смотрю вслед, она всю дорогу к дверям покачивала розовой юбочкой, оглянулась, взмахнула рукой, послав короткий поцелуй.
По пути в город я мысленно составлял рекламные объявления. Девушки, хотите иметь лишние карманные деньги? Никогда не думали о повременном занятии проституцией для повышения своих доходов? Всего несколько часов в месяц в приятной обстановке. Возможность путешествовать. Заработок свободен от налогообложения. Требуются более или менее симпатичные, с хорошим сложением, от двадцати до тридцати лет, общительные, имеющие возможность уделять второй профессии время и силы. Вы хорошо относитесь к людям? Вам нравится заводить новые знакомства? Учитесь и богатейте!
Для Джини и Дори с компанией возник бы отличный отхожий промысел, если бы в Сайприс-Сити нагрянул какой-нибудь преступный синдикат, завладел списком Арнстеда, прихватил всех достаточно прибыльных с виду, увез и пустил в оборот, принудив к полному повиновению. Я вспомнил, как в давние времена мы с Мигелем однажды вечером пробрались в цирк в Хуаресе, думая отыскать среди зрителей австралийца с деньгами Мигеля. Четыре гибкие белые женщины неопределенного возраста потели под синими лучами прожекторов, выполняя трюки вместе с одним черным, одним карликом, одним осликом и друг с другом. Мигель врубил полный свет, держа нож наготове, представление прервалось. Среди зрителей — восьми мужчин и трех женщин — никаких австралийцев. Пока Мигель многословно извинялся перед администрацией с ледяным взглядом, сменившей гнев на милость после того, как она получила в дар кучу песо, одна из исполнительниц, женщина с кривым ножевым шрамом от лба до угла рта, задевшего глаз, отчего он стал мертвым, молочно-белым, рванулась ко мне, обдав острым в затхлом помещении запахом пота, и спросила: «Мистер, вы жили в Дейтоне, штат Огайо? Не вы тот молоденький мальчик, который торговал там машинами в агентстве „Бьюик“?»