Крысёныш
Глава 1. Крысята.
Город огромный. Город, кишащий людьми разных полов и возрастов, спешащих по своим делам, не замечающих мальчика, сидевшего у колонны, скрючившись.
Ещё бы, не скрючившись. Мороз, градусов пятнадцать, а мальчик одет в трикотажную футболку, такие же шорты, и кроссовки.
Мимо шли равнодушные люди, даже не замечая ребёнка.
Мальчик уже не дрожал, обхватил руками колени, сидел, не зная, чего ждать от этого жестокого города, неизвестно, зачем он сюда пришёл, зачем здесь присел.
Наверно, здесь немного теплее, чем на улице, где дул пронизывающий ветер, сыпал мелкий снежок, который порывами ветра сёк лица прохожих. Что тут говорить о голых мальчишечьих руках и ногах?
В переходе появился полицейский в чёрной форме, с чёрной резиновой палкой в руках.
В глазах у мальчика появился лёгкий интерес: что будет?
Полицейский подошёл, и потыкал мальчика палкой в плечо:
-Эй, ты, убирайся отсюда.
Мальчик не пошевелился.
-Давай, говорю, лучше замёрзнуть насмерть, чем попасться Ловцам.
Кто такие ловцы, мальчик не знал. Он знал, что без посторонней помощи ему не встать.
Полицейский не побрезговал взять его за плечи и поднять.
Окоченевшее тело отозвалось болью, и мальчик застонал, скрипя зубами.
-Ну, вот, давай, - полицейский повёл мальчика на выход, - ты умеешь ходить. Найди себе уголок поукромнее, да потеплее.
Выведя мальчика из подземного перехода, полицейский исчез в лёгкой метели.
Мальчик пошёл, куда глаза глядят. Куда ещё идти, если не знаешь, что это за город, зачем он здесь?
Дойдя до колонны, подпирающей какой-то небоскрёб, мальчик присел с подветренной стороны и снова сжался в клубок. Где здесь найдёшь тёплый подвал? Он уже пытался, когда ещё не был таким озябшим. Всё под замком. Где открыто, занято, несколько раз его, пинками, выгоняли из более-менее тёплых углов, или вентиляции метро.
Мальчику сделалось тепло и уютно. Вот посплю немного, подумал он, и пойду дальше...
Вы знаете, каково это, когда отходит замёрзшее тело? Боль, сравнимая с ожогом.
Впрочем, это и есть ожог, только холодный.
Я очнулся, погружённый в холодную воду, раздетый догола. Кто меня сюда принёс, я уже не помнил, заснул, когда стало тепло. Может, надо было меня там и оставить? Не мучить такой жуткой пыткой?
Сзади кто-то подошёл, шаркающей походкой, взял меня за ухо, слегка помял, потом оба уха чем-то полил и начал растирать, пока они не вспыхнули жаром, таким же образом он растёр мне лицо, приказав закрыть глаза. Потом, прямо в холодной воде, начал меня мыть, растирать руки и ноги.
Руки, ноги и так болели, теперь стали болеть ужасно. Я закричал.
–Ну вот, - сказал кто-то старческим скрипучим голосом, - ожил наш найдёныш. Марийка, неси полотенце.
Я никого не видел, у меня от боли в глазах то темнело, то краснело.
-Потерпи, потерпи, малыш, не торопись на тот свет, тебе ещё рано.
Ноги и руки начало дёргать огненными вспышками, я корчился в руках своего спасителя и громко плакал от боли.
-Это хорошо, что ты плачешь, значит, не замёрз внутри, отогреешься, оживёшь. Марийка, принесла полотенце? давай, помоги вытереть. Вот, смотри, начинай с головы, дальше плечи, грудь...
-Деда, я там расстелила постель.
-Умница, внучка, - вздохнул дед, - как бы мне донести ещё? Тяжёлый какой.
-Как же ты его сюда донёс? – удивилась девочка.
-Сам не знаю, как увидел, что он замерзает, взял на руки, да побежал. А сейчас и сил нет.
Я хотел сказать, что могу сам ходить, но не смог двинуть ни челюстью, ни языком.
Мало того, от лёгкого движения рот свело жуткой болью, что я опять вскрикнул.
-Деда, это очень больно, да?
-Ты уже забыла, как отморозила пальцы в прошлую зиму?
-Помню, что было больно, не помню, насколько. Как же мы его будем кормить?
-У нас есть специальная чашечка с носиком, зальём ему в рот бульон, авось проглотит.
-Это хорошо, - вздохнула девочка, - давай, деда, отнесём его на кровать, а то опять замёрзнет. Смотри, как дрожит.
-Дрожит, это хорошо, тело само себя согревает. Помогай деду.
Меня осторожно переместили по какой-то комнате и, уложив на кровать, накрыли одеялами. Боль уже не была такой ослепляющей, и я мог разглядеть дедушку и внучку.
Деду было, на мой взгляд, за 70, девочке лет 9, или 10.
Убогость лачужки не тронула меня. Мне этот тёплый уголок, несмотря на адские мучения, уже казался раем, тем более что дед принёс поилку с носиком, и, приподняв мне голову, стал поить горячим бульоном. У меня от благодарности потекли слёзы: я понял, что мне за всю жизнь не отблагодарить своего спасителя.
Напоив меня, дед протёр мне лицо от капель бульона и слёз, и сказал, чтобы я попробовал уснуть.
Как ни странно, я, измученный, уснул.
Утром меня никто не будил, меня разбудил мочевой пузырь.
Оглядевшись, я увидел Марийку, которая что-то помешивала в кастрюльке, которая стояла на плитке, которая, в свою очередь, стояла на табуретке.
«Марийка» - хотел позвать я, но только просипел что-то невнятное.
-Проснулся! – просияло лицо Марийки. Она подошла ко мне и спросила: - ты чего хочешь? Пить, или писить?
-Пись... – получилось у меня.
-Давай помогу, отведу тебя к ведру.
Я засопротивлялся, показывая, что мне надо одеться.
-Твоя одежда ещё сырая, другой нет. Да и зачем одеваться, если опять раздеваться? – удивилась девочка.
Мне было не до споров, я хотел в туалет, поэтому, с усилием приподнявшись, спустил ноги на пол, и, откинув стыд, облокотился на плечо хрупкой девочки. С трудом поднялся и поковылял в сторону отхожего места. Там стояло помойное ведро, рукомойник, висело не совсем чистое полотенце. «Где тут по - большому?» - мелькнула мысль - «тоже в ведро?»
Мысль тут же исчезла, надо было скорее опорожнить мочевой пузырь, а девочка не уходила.
-Давай, писай, чего ждёшь.
Одной рукой я держался за девочку, другой старался нащупать свой писюн. Руки дрожали, и у меня плохо получалось.
-Ох уж эти мальчишки! – воскликнула Марийка, помогая мне направить струйку в нужное место.
-Да не стесняйся ты, я за всеми мальчиками ухаживаю. Многих мы с дедушкой выходили, думаешь, ты первый? Ещё хуже были, только обмороженных не было. Ты первый.
Сделав, наконец, свои дела, я замычал, показывая, что мне надо умыться.
Марийка подвела меня к умывальнику, сама умыла меня и вытерла сомнительного вида полотенцем.
-Пошли, уложу, а то простынешь.
Девочка отвела меня назад, принялась за прерванное дело.
-Ложкой кушать сможешь?
Я попробовал пошевелить челюстью. Получилось, хотя ещё было больно.
-Ну, вот и хорошо. Сам, или покормить тебя? – я кивнул. Девочка рассмеялась, налила тарелку супа, судя по запаху, рыбного и подошла ко мне. Помогла мне сесть и стала кормить с ложечки. Получалось плохо. Я попробовал взять ложку в руку, но пальцы не слушались, ложка выворачивалась. Тогда я зажал её в кулаке, как это делают малыши, и уже уверенней стал кушать, несмотря на боль в челюстях.