Эгоистка.
Почти так же, как и год назад. Тогда нужно было сразу честно рассказать все Соулу, пусть бы он смеялся, все отрицал и измывался над ней потом еще полгода — эту его защитную реакцию можно было бы вытерпеть и пережить. И хотя он под страхом смерти не признался бы повелительнице в своей слабости, но искренность и доверие бы оценил. Но тогда она пошла на поводу своих желаний — сделать из него Косу Смерти во что бы то ни стало, и в итоге так по-скотски поступила.
И сейчас она тоже шла на поводу своих желаний. Нельзя было позволять касаться, обнимать и целовать. Но как? Как противиться такому влечению, когда наедине, когда оба понимают, что хотят одного и того же, когда все в ней с трепещущим предвкушением ждет его взгляда, его прикосновения, его дыхания близко-близко? Почему-то, что раньше казалось возмутительно-пошлым, теперь — с ним — стало волнительно-дразнящим?
Шесть дней, три поцелуя и один Соул Итер Эванс — простой рецепт, чтоб оказаться в раю, вкусить запретный плод и тут же быть изгнанной из райского сада.
— Доченька, что случилось?
Мака и не заметила, когда Спирит вошел в ее комнату и теперь с нескрываемым беспокойством смотрел сверху вниз на сидящую на постели дочь, которая пялилась в одну точку на полу уже черт знает сколько времени.
— Просто устала, — даже на подобие улыбки сил не хватило.
Девушка поняла, что это было правдой. Действительно устала и запуталась.
— Ложись тогда пораньше сегодня, папа может принести шоколадку для своей сладкоежки, а?
Мака поморщилась. Лучше б папа принес голову своей женушки-ведьмы. Хоть одной проблемой стало бы меньше.
— Нет, спасибо.
— Спокойной ночи, доченька, — проворковал Спирит ласковым голосом, чуть не залил Маку с головы до ног обожающим взглядом и направился к выходу.
— Папа, ты любил маму? — неожиданно спросила Мака.
Спирит развернулся, в его глазах мелькнуло удивление. Он подошел к постели дочери, присел рядом и осторожно приобнял ее за плечи. Мака не стала отстраняться, ей было сейчас все равно.
— Папа любил маму больше жизни. Но мама ушла от нас на небеса… И теперь у папы есть двое, которых он любит больше жизни. Камилла и ты, доченька.
Какой же злой рок висел над этим мужчиной, ужаснулась Мака, забыв на время о своих проблемах, если первую его любовь — маму Маки Албарн, убила вторая его любовь — Камилла. И третья его любовь — дочь, должна была теперь лишить жизни эту самую Камиллу. Хорошо, что он не знал всей правды.
— Ты когда-нибудь изменял маме? — спросила она.
Из головы никак не выходила яростная тирада Соула про ее настоящего отца. Как бы ни хотелось отрицать, но Соул был прав: она невольно постоянно их сравнивала. Боялась, до жути боялась увидеть в своем напарнике то, что так ненавидела в отце, и не находя никаких признаков — терялась и продолжала сомневаться. Он, однозначно, не заслуживал такого отношения к себе, и теперь ей было жутко стыдно за это.
— Папа никогда не изменял маме, потому что любил. Любовь, Мака, не терпит лжи — она от нее трагически гибнет, — ответил Спирит. — Если ты думаешь, что она из-за этого…
— Нет, — поспешила перебить повелительница. — Я не поэтому спрашивала.
Наверное, в ее жизни все сейчас было бы иначе, если бы в городе Смерти вместо ее неидеального Спирита у нее был вот такой — честный, верный, прямолинейный папа, который сидел в эту минуту рядом с Макой и с которым становилось немного спокойней на душе. Даже его гиперопека не казалась столь ужасным недостатком в сравнении с ветреностью альтер эго из города Смерти. Девушка прижалась к Спириту, потому что впервые с детства ей захотелось обнять папу. Пусть и такого, из альтернативной реальности.
Мака вдруг почувствовала, как по щеке покатилась слеза. Вторая. Третья. От злости и обиды на себя, от нахлынувшего чувства одиночества, от страха потерять давно уже ставшего самым важным человека в ее жизни и от бессилия что-либо с этим сделать, потому что выбор он оставил за собой.
— Что случилось? — Спирит не мог видеть ее слез, но влагу на плече, наверное, ощутил.
— Я думала о человеке хуже, чем он есть на самом деле, папа, — размыто ответила Мака.
Кажется, Спирит понял, что рассказывать дочь не хочет, но и сам решил не настаивать. Просто сидел и давал ей возможность выплакать все свои тревоги в папино плечо.
Молчание он нарушил внезапно:
— Мака, доченька! — в голосе Спирита отчетливо зазвучала тревога, смешанная с подозрительностью. Какая-то внезапная молния-мысль только что ворвалась в его мозг и теперь громовым раскатом катилась по вдруг напрягшемуся телу. — Соул Эванс?!
Мака не сдержалась и всхлипнула, услышав имя. Конечно, он сейчас думал про другого Соула, но все равно попал в цель. Спирит чуть ли не оторвал Маку от себя и, больно вцепившись в плечи дочери, с затаившимся ужасом посмотрел Маке в глаза:
— Ты из-за этого говнюка ревешь?! — зарычал он и нетерпеливо встряхнул дочь. — Отвечай!
— Нет! — выпалила Мака, потому что наполовину это все же было правдой, не из-за Эванса.
— Не ври мне!
Спирит вскочил с кровати и стремительно заходил по комнате вперед-назад, вцепившись себе в волосы. От семейной идиллии не осталось и следа. В глазах полыхало зеленым пламенем гнева, губы превратились в тонкую полоску:
— Что он тебе наговорил?! Как сумел заморочить голову?! Чем?! Посмотри на него — он же ничто, ноль без палочки! Только смазливая рожа и наглость! Девки, клубы, мотоциклы! А ты?! Каким местом ты могла очутиться в списке его интересов?! Чем он мог привлечь тебя, мой ангел?!
— Папа, успокойся! — Мака тоже вскочила, тыльной стороной ладони смахивая последнюю слезу, потому что вдруг стало страшно за Эванса, который был абсолютно не при чем.
Спирит готов был рвать и метать. На пороге комнаты внезапно возникла Камилла и удивленно уставилась сначала на бушующего мужа, потом перевела взгляд на Маку. Наивно-невинный взгляд, того и гляди растерянно захлопают ресницы.
— Что случилось, почему вы кричите?
— Соул Эванс! — снова зарычал мужчина. — Моя дочь влюбилась в этого сукиного сына!
— Эванс? Я только что видела его у перекрестка в обнимку с какой-то девицей, — задумчиво сказала Камилла, будто ненарочно и невзначай.
Спирит неожиданно остановился на середине комнаты как вкопанный, а потом резко сорвался с места. Если бы Камилла вовремя не освободила дверной проем, то он бы, наверное, снес дверь вместе со своей женой — настолько стремительно выскочил в коридор.
— Упс, — на лице Камиллы, когда она вновь посмотрела на Маку, расцвела фальшивая виноватая улыбка. — Извини, дочурка, не смогла сдержаться. Кажется, сейчас кто-то огребет.
И она заливисто захохотала.
Внутри у Маки завязался тугой узел нервов, и ей внезапно стало холодно. На этот раз Камилла не успела отскочить, и повелительница чуть не сшибла ее плечом, когда бросилась вдогонку за Спиритом. За спиной так и продолжал раздаваться смех ведьмы, когда девушка перепрыгивала через две ступеньки, едва не поскользнулась на коврике у входной двери, перемахнула через всю лестницу крыльца и наконец оказалась в вечерней тишине, что шумела сейчас кровью в ушах. А дальше был бег: сначала по газону, потом по асфальту — вперед два квартала. Не отставая, но и не приближаясь ни на шаг к несущемуся со скоростью ветра Спириту. По зебре на красный, уже зная, что опоздала: Эванс выдернут из рук Джессики, и отцовский кулак метит по лицу еще ничего не успевшему понять парню.
— Я тебя предупреждал не лезть к моей дочери?!
Папа слово держал и выполнял обещание. Папа защищал дочь. Только тот расклад отношений, который он сейчас видел, в корне отличался от истины.
Когда Мака наконец подскочила к сцепившимся, те оба уже были в ярости, и Эванс так просто Спирита отпускать не хотел, да и в уличных драках, видимо, имел опыт:
— Я пальцем ее не тронул! — он раз за разом пытался достать до лица мужчины кулаками.
— Прекратите! — Мака попыталась оттащить отца от Эванса. — Хватит!