Томас Морроу был элегантен, высок, любезен. В каком-то смысле он олицетворял собой неординарное здание. Вот только в нем не было ничего открытого и яркого.
Офисное здание было больше, чем казалось снаружи. Томас Морроу был меньше.
– Хуже, – ответила Клара. – Я думаю, в твоем присутствии он старался выглядеть лучше, чем обычно.
– Ты шутишь, – сказала Мирна.
Их каблуки постукивали по мраморному полу. Часы над длинным мраморным столом службы безопасности показывали четыре часа тридцать пять минут. Томас Морроу заставил свою невестку прождать двадцать минут, а потом уделил ей десять минут своего времени, прежде чем перейти к более насущным вопросам, чем пропавший брат.
– Я уверен, с Питером все в порядке, – проговорил Морроу со снисходительной улыбкой. – Ты же его знаешь. Отправился куда-нибудь рисовать и забыл обо всем на свете.
Мирна ничего не говорила, просто смотрела на Томаса Морроу. На ее взгляд, ему было немногим больше шестидесяти. Он сидел, раздвинув ноги, демонстрируя посетительницам свой пах. На Томасе был прекрасно скроенный костюм с шелковым галстуком. Его кресло стояло спинкой к окну, а значит, входящие видели господина Морроу на фоне громадных черных небоскребов и сверкающего огромного озера вдали.
Он напоминал монарха, окруженного символами власти, призванными скрыть его слабость.
Клара еле сдерживала ярость.
– Ты наверняка прав, но мне хотелось бы узнать, видел ли ты его, когда он был в Торонто.
Томас покачал головой:
– Я и не ждал, что он свяжется со мной. Как видишь, у меня на стенах нет картин.
Он не без гордости показал на ряд фотографий. Там были запечатлены не родные и не друзья, а торжества в связи с бизнес-достижениями. Кубки победителя гольф-турниров. Знаменитости, с которыми он встречался.
Чужие люди.
– Он, вероятно, ходит по выставкам и посещает галереи, – сказал Томас Морроу. – Ты туда не заглядывала?
– Хорошая идея, – ответила Клара с натянутой улыбкой. – Спасибо тебе.
Морроу поднялся и пошел к двери:
– Рад, что сумел помочь.
Вот и все.
– Можно было просто позвонить, – сказала Мирна, когда они вышли в топку торонтского лета.
Стены зданий излучали жар, солнечные лучи отражались от бетона и проникали в тротуар, отчего в тяжелом влажном воздухе висел запах асфальта.
Удивительно, но Мирна начала успокаиваться. Ее мать и бабку умиротворяли запахи скошенной травы, теплой выпечки, едва ощутимый аромат свежевыстиранного белья, сохнущего на веревке. Для поколения Мирны привычными стали искусственные запахи. Плавящийся асфальт означал лето. «Вейпораб»[31] означал зиму и заботу. А еще были порошковый лимонад и газировка, а также запах краски старого ризографа.
Все эти запахи утешали ее по причинам, которые требовали понимания, потому что к пониманию они не имели никакого отношения.
После нескольких лет, проведенных в Трех Соснах, ее пристрастия стали меняться. Она по-прежнему любила запах «Вейпораба», но теперь ценила также запах червей, выползающих после дождя.
– Мне хотелось видеть его, – сказала Клара, пока они ждали с толпой других потеющих людей, когда загорится зеленый свет. – Чтобы понять, не лжет ли он, не утаивает ли что-то от меня.
– И как? Ты думаешь, он видел Питера или разговаривал с ним?
– Вряд ли.
Мирна задумчиво спросила:
– Почему он сказал про стены?
Впереди виднелся впечатляющий фасад отеля «Ройял Йорк». Громадный анахронизм у подножия современного города. И Мирна уже предвкушала вкус пива, которое она вскоре будет пить.
– Кто знает, почему Морроу говорят то или иное, – ответила Клара, остановившись у двери старого отеля.
Швейцар, потеющий в своей униформе, ухватился за ручку, готовый открыть для них дверь.
– Наверное, этим он хотел унизить Питера, – сказала Мирна. – Его, мол, больше интересует искусство, чем брат.
– И он был бы прав, – заметила Клара.
– Давай-ка выпьем пива, – предложила Мирна и направилась прямиком в бар.
Глава десятая
Рейн-Мари сунула толстую книгу под мышку и вышла в сияние дня.
– Внутри или снаружи, ma belle?[32] – спросил Оливье.
Она огляделась и выбрала столик на террасе, под громадным уличным зонтом.
Оливье вернулся через несколько минут с орешками-ассорти и высоким стаканом имбирного пива, мгновенно запотевшим в такую жару.
– Parfait, – сказала Рейн-Мари. – Merci[33].
Она сделала глоток и погрузилась в чтение, оторвавшись от книги только двадцать минут спустя, когда ей на колени легла чья-то голова.
Анри.
Она потрепала его по огромным ушам, поцеловала в лоб.