– Ратмирушка, свет мой ясный, – торопливо заговорила она, боясь, что он её прервёт. Лошадь под ней тоже, казалось, нервничала и беспокойно перебирала ногами.
– Послушай, Мирослава! – неожиданно для себя Ратмир повысил на неё голос: – Ты же уже взрослая женщина и должна понимать слово «нет»…
– Да погоди, Ратмирушка… – попыталась перебить его женщина.
– Да нечего тут годить! Я тебе уже тогда сразу сказал, что между нами не может быть ничего серьёзного! – Ратмир даже отмахнулся, словно отодвинул её от себя.
Но женщина не унималась и, умоляюще протянув обе руки к нему, простонала:
– Да выслушай же ты меня, Ратмир!
– Извини, Мирослава, но ты меня сама вынуждаешь сказать это, – неожиданно негромким, звенящим голосом произнёс скоморох и добавил: – Я встретил и полюбил другую. Уверен, что это на всю мою оставшуюся жизнь. А старая баба должна понимать, что она старая баба! Оставь же меня наконец-то в покое, Мирослава!
Наступила оглушительная тишина. Ошеломлённая услышанным, Мирослава, беззвучно открывала и закрывала рот, пытаясь осмыслить сказанное Ратмиром. Тот с досадой поморщился и, стегнув свою лошадь, унёсся в наступавшую темноту.
Мирослава всхлипнула, глаза её наполнились слезами и, прижав ладонь ко рту, она глухо застонала. В голове у неё крутилась только одна фраза: « Старая баба… старая баба…»…
Так она просидела какое-то время, приходя в себя. Лошадь её тревожно прядала ушами и косила вбок большим карим глазом… Вскоре Мирослава, прикрыв лицо руками, несколько раз глубоко вздохнула, затем опустила руки и уверенно направила лошадь в сторону постоялого двора на окраине Москвы.
На постоялом дворе она окликнула мальчишку-полового и, дав ему монетку, велела быстро позвать Никифора…
Если бы перед ним вдруг с небес опустился бы сам архангел Гавриил, Никифор был бы менее поражён, чем его поразило появление Мирославы. Он, на вдруг ослабевших ногах, поспешил к ней. На лице Никифора засияла радостная улыбка, но глянув в глаза женщины, он тут же перестал улыбаться и озабоченно спросил: – Что случилось, Мирослава Авдеевна? С Ратмиром что-нибудь?
– Да нет, с ним как-раз пока всё в порядке, – непривычно-глухим голосом ответила ему женщина. – Быстрее собирай своих товарищей, Никифор и едемте со мной. У вас ведь есть повозка?
– Повозка есть. Всё так плохо? Тебя, боярыня, сам Ратмир за нами прислал? – встревожено спросил Никифор, не сводя с неё глаз.
– Нет, не он… я его хотела предупредить, чтобы он помог вам скорее бежать, но…
– Что «но»? – с нажимом спросил Никифор.
– Он даже не стал меня слушать, – неожиданно всхлипнула Мирослава и зажала рукой рот. Потом откашлялась и встревожено добавила: – Вам всем грозит страшная опасность. Дьяк Лаврентий хочет сегодня же вас всех арестовать и посадить в тюрьму. Я хочу помочь вам и спрячу вас в надёжном месте.
– Не нужно, не печалься, боярыня, – поспешил её успокоить взбешённый Никифор. – Жди нас здесь. Мы мигом.
Спустя короткое время повозки со скоморохами уже неслись в сторону Девичьего поля. Впереди повозок, рядом друг с другом на лошадях скакали Мирослава и старик Никифор.
Ратмир во весь опор летел на лошади по Девичьему полю. Неприятный осадок от встречи и разговора с Мирославой не давал ему покоя всю дорогу. Но на подъезде к подворью, где его ждала юная возлюбленная, он забыл обо всём и думал только о том, как сильно сейчас прижмёт к себе свою пока невенчанную красавицу-жену и о том, чтобы скорее увезти и спрятать её в итальянском посольстве.
Внезапно Ратмир увидел, что ворота приоткрыты и, приструнив лошадь, медленно въехал во двор. На подворье стояла странная тишина. Охранника у ворот не было. Темнота всё больше опускалась на землю…
– Никодим, Никодим, – громко крикнул Ратмир, озираясь по сторонам. Потом он кинул взгляд на тёмное окно опочивальни его Олюшки и, охваченный каким-то предчувствием, быстро спрыгнул с лошади и, перескакивая через две ступеньки крыльца, поспешил в терем. Его встретили полумрак, тишина и беспорядок. Ратмир по лестнице взбежал наверх и, распахнув дверь в опочивальню, замер на месте – в комнате царил хаос. Все вещи были разбросаны, а самой Ольги нигде не было видно. Ошарашенный Ратмир сделал шаг вперёд и неверным голосом позвал: – Олюшка, где ты? Отзовись, ладушка моя…
Ответом ему была зловещая тишина. Ратмир оббежал всё вокруг, на всём подворье не было ни единой души. Только из хлева и птичников доносились звуки засыпавших животных и птиц…
Не понимая, что происходит и что ему делать, Ратмир метался, словно загнанный зверь. Наконец обессилевший, бледный и взмокший от переживаний, он присел на верхнюю ступеньку лестницы, ведшей на второй этаж и, прислонившись спиной к бревёнчатой стене, прикрыл глаза. Он пытался сообразить, что сейчас, ночью, можно предпринять для поиска Олюшки. И тут же, сражённый усталостью и переизбытком впечатлений за день, скоморох просто отключился.