– Ну, будет, будет, – недовольно отмахнулся от неё тот и пристально посмотрел на лежавшую на постели схимницу Серафиму. – Удар у неё, однако, похоже, случился. Все под богом ходим, – торопливо перекрестился он.
– Мы тоже так подумали, батюшка, – покорно отошла в сторону схимница Ефросинья, крестясь вслед за ним.
– Я-то сюда спешил, думал, что она хоть что-то сможет рассказать мне. Ан нет. Вижу, что толку сейчас от неё ни на грош, – раздосадовано покачал он головой. – Лучше бы остался себе в хоромах. Так и что – в себя ни разу и не приходила?
– Нет, батюшка, ни разу, – суетливо стала подправлять одеяло на больной келейница Ефросинья. – Только и бормочет одно: «Позовите его, да позовите его» А кого звать-то и не называет.
– А как удар-то с ней приключился? – поднял на неё сумрачный взгляд дьяк Лаврентий.
– А при мне и приключился, батюшка. Скоморох-то этот отказал ей. Вот у неё удар и приключился. Она же, матушка моя, вся испереживалась, что прознают в народе про эти убийства и перестанет народ в монастырь дары нести, да в монашество поступать, – торопливо пояснила келейница Ефросинья.
Дьяку Лаврентию показалось, что он ослышался: – Скоморох отказал?! Какой такой скоморох?! В чём отказал?
Монашка вжала голову в худенькие плечи и жалостливо изобразила на лице подобие улыбки:
– Так её поверенный боярин Федоскин рассказал про какого-то скомороха, знающего толк в сыскном деле. Вот она к нему и ездила – помощи просить. Только он ей отказал. И после у неё от того отказу и случился удар.
Дьяк Лаврентий пристально посмотрел на неё и тихо спросил: – А скомороха того случаем не Ратмиром кличут?
– Так ты его, батюшка, тоже знаешь?! – изумилась монашка.
–Тэк-с-с…Интересное дело получается. У нас теперь скоморохи сыскарями заделались. А дьяк Разбойного приказа – это для вас теперь, тьфу – пустое место?! Так что ли?! – с угрозой в голосе посмотрел он на монашку.
– Ой, батюшка, только не гневайся на меня! Не моё это было указание. Схимница Серафима так решила. Не хотела сор из избы выносить. Хотела найти убивцев тихонько и наказать их примерно, – умоляюще сложила руки лодочкой монашка.
– А скоморох, стало быть, отказал ей, – с сарказмом констатировал дьяк Лаврентий.
– Как есть отказал, батюшка. Сказал, что такое страшное злодеяние только дьяк Разбойного приказа должен решать. Что, мол, в каком-то Судебнике про то правила писаны важные, и он им должен подчиниться.
– Ишь, ты! – приподнял брови дьяк Лаврентий. – Грамотный какой скоморох оказался! Грамотней всех вас вместе взятых. Я даже зауважал его после этого.
– А он обходительный такой, с пониманием, – вздохнула монашка.
– Ну-ну… – недовольно посмотрел на неё собеседник. – Ты сама давай-ка подходи в крайний терем. Всё, что вчера было – подробно расскажешь, чтобы мой писарь всё записал. К схимнице Серафиме лекаря позвали?
– Нет ещё, батюшка. Сейчас пошлём и за ним, – приложила к своим сухим губам белый платочек келейниц Ефросинья.
– Вот дурни-то! В первую очередь-то и надобно было лекаря позвать после удара-то. Глядишь и выжила бы схимница-то ваша. А так – готовьтесь отпевать, – махнул он рукой, пригибаясь, и выходя из кельи, добавил: – Даже я про то знаю.
Келейница Ефросинья, молча, посмотрела ему вслед и собралась выходить из кельи, чтобы найти себе замену на время ухода к писарю дьяка Лаврентия. Неожиданно шумное дыхание за её спиной прекратилось. Она быстро развернулась и подбежала к постели. На неё в упор смотрели какие-то стеклянные глаза схимницы Серафимы.
– П-п-ом-м-ираю я, Ф-ф-рось-ка, – едва слышным придушенным голосом, задыхаясь и запинаясь, прошептала она. – Ус-спею ли с-сказать?.. С-скажи ему …ч-что…н-нет в т-т-ом… м-м-оей в-вины… А г-глаза-то у н-него м-ма-т-терины… Я-я…с-сра-зу при-з-знала…
– В чём вина твоя, матушка? – припав ухом к лицу умирающей, рыдающим голосом спросила келейница Ефросинья. – И кому передать-то, матушка? Ты же так и не назвала – кому передать.
В ответ на это лицо схимницы Серафимы страшно перекосило, на губах запузырилась пена, глаза закатились. Сделав три судорожных, поверхностных вздоха, она замолчала навсегда. В келье наступила звенящая тишина, и было слышно только, как в слюдяное окошко бьётся неизвестно откуда взявшаяся маленькая мушка.
Глава 8
– Что там, Теодорка? – шёпотом взволнованно накинулись на мальчишку потешники. Разодетые в костюмы итальянских скоморохов, они ожидали в специально выделенной для них комнатушке приглашения для выступления перед самим Великим государем и его высоким гостем – посланцем папы римского. В соседних комнатушках также толпились певцы, танцоры, музыканты. Но по приказу опричников, охранявших царские покои, везде царила тишина. Разговаривать можно было только шёпотом. В каждой комнатушке стояли массивные, деревянные столы с бочонками воды, кваса, тяжелые серебряные подносы, заставленные пирогами, кусками отварного мяса, жареной рыбы, пареной репы и брюквы. Куски колотого сахара переливались всеми цветами радуги в отсвете горевших в большом количестве белых, толстых свечей. Разноцветные сахарные петушки на палочках мирно соседствовали с разноцветной россыпью разнообразных лесных ягод.