В это время опять постучали в дверь и молчаливо улыбающийся юный Себастьян, приоткрыв створку двери, жестом пригласил кого-то войти. На пороге появилась с улыбкой на губах цветущая графиня Терницкая.
– Я так хотела увидеть вас вновь, Ваше Святейшество, перед вашим отъездом, – она присела на одно колено около кресла посланника Папы и прикоснулись свежими губами к его сухой руке. – Надеюсь, что вы простите мне эту смелость.
– Ох, и хитра же ты, Агнешка, – усмехнулся Антонио. – Никогда своего не упустишь. Интересно, и чего ты будешь выпрашивать сегодня у Его Святейшества?
– Не ссорьтесь, дети мои, – довольно улыбнулся посланник папы Лоренцо Романо. – Не представляете себе, как я был рад вас всех увидеть. Вы же наша главная надежда в этой стране. Будьте очень осторожны и предусмотрительны. Непредсказуемость русского царя и его людей может привести к непоправимым последствиям.
– Это правда, – неожиданно звонко рассмеялась графиня Терницкая. – Как вспомню их лица, когда они увидели необычный танец Антонио и крестника Учителя – так сразу смех разбирает. Да и наши, что приехали с других провинций Руси, были сильно удивлены. Хорошо хоть здесь им потом всё объяснили. Вот славно повеселились!
– Но ты-то, Агнешка, сразу же всё поняла, – бархатно рассмеялся Антонио.
– Так я по коллегии помню, как вы с крестником Учителя ещё мальчишками всякие шутки вытворяли, что потом всех нас из-за вас заставляли дополнительные уроки делать по живописи и танцам. А вчера, как увидела, что они в танце стали изображать, так едва от смеха удержалась. Думала, лопну от напряжения, – продолжала заливисто смеяться графиня Терницкая.
– Да уж, повеселили вы публику вчера, – добродушно рассмеялся посланник Папы. – Но впредь всё-таки будьте очень аккуратны и берегите друг друга. Нас пока всего чуть более двух тысяч человек, и каждый из вас нам очень дорог. Ваша деятельность в этой стране поможет нашему обществу превратиться в большую и очень важную силу.
Глава 11
Тем временем озабоченный дьяк Лаврентий опять сидел в хоромах Девичьего монастыря и, не скрывая досады, с недовольным лицом выслушивал доклады своих подчинённых. Бесцветные губы его в жиденькой рыжей бородке презрительно кривились, а костяшками пальцев правой кисти он выбивал нетерпеливую дробь по чисто выскобленному деревянному столу:
– Ну, что ты там мямлишь?! Говори скорее – признался этот охранник в совершённом злодеянии? – тонким фальцетом прикрикнул он на стоявшего перед ним дьячка Трифона Разлогова.
– Ох, дьяк Лаврентий! Признаться-то он признался, но только сразу помер после третьей пытки-то, – с досадой почесал тот в затылке.
– Так можно докладывать Великому государю, что злодей пойман и во всём уже повинился или нет? – упёрся в него рассерженным взором дьяк Лаврентий.
– Доложить, конечно, можно. Только ведь, дьяк Лаврентий, ты сам понимаешь, что под такими пытками в чём угодно признаешься, – пожал плечами дьячок Трифон.
– А что, по-бережному нельзя было, что ли, пытать этого стражника?
– Это как? – недоумённо посмотрел на дьяка Лаврентия дьячок Трифон. – Так он тогда и не признался бы.
– Эх, – вздохнул раздосадованный дьяк Лаврентий и, пожевав свои сухие губы, покачал головой: – Уже трое стражников из тех, что стояли на страже в ту ночь, померли после пыток, а толку ни на грош. За что только вам жалованье казна платит?
– Так ты же, дьяк Лаврентий, сам всё видел! В погребе-то этом аж даже стены были кровью залиты. Мои молодцы там всё обыскали да во все места позаглядывали. И девиц мёртвых этих пока с кола снимали, всех пообщупывали. И главное, никто ничего в тот вечер не видел! Как они туда зашли, чего им ночью там понадобилось? Да и посторонних никого не было! Через мост, да ворота кто проходил в тот день – так они все в книге у сторожевых записаны, – развёл руками дьячок Трифон.
– Выходит, что кто-то из своих девиц порешил, – подперев рукой подбородок, задумчиво произнёс дьяк Лаврентий. – И с чего бы это вдруг? Столько лет уже монастырь этот стоит, все друг друга знают. И на тебе… Дай-ка мне, Трифон, имена всех тех людишек, что объявились на проживание при монастыре за последний год.
– Послушниц?
– Всех: и послушниц, и прихожанок, что на послушании здесь по хозяйству трудятся, и певчих… короче, давай имена всех вновь пришедших в этом году независимо от полу и чина, – дьяк Лаврентий гулко хлопнул ладонью по столу и поморщился.
– Пытать их станем? – осторожно спросил у него дьячок Трифон.
– Коли будет нужда, то и станем, – бросил ему дьяк Лаврентий.