Теперь в тереме воеводы стояла звенящая тишина. Склонившись над плитой, все пятеро старались найти лучший ход, который бы принес победу.
По улицам города, по княжескому двору, бродила темень, и далекий слабый свет звезд и луны высвечивал контуры деревянных строений и крепостных башен.
Свей так увлекся игрой, что забыл обо всем на свете. Когда-то он играл в таврели с братьями, но игра по-настоящему становилась веселой и шумной, когда к ним присоединялся отец. Победить его удавалось только Володарю, старшему брату. Для него это было несказанным счастьем. Сейчас было все, как когда-то дома, и Свей наслаждался семейным покоем , как будто не было в его жизни ни гибели отца и братьев, ни огромного невольничьего рынка на берегу Понтийского моря, ни смертельно опасного побега.
Время бежало. Каждый стремился дотянуться до волхва противника, главной фигуры таврелей, и захватить ее в плен. Выигрывает тот, кто сумеет это сделать первым, пленив всех защитников волхва: конунга, ратоборца, лучника и всадника.
Обучая этой игре княжичей, Ратибор любил им повторять: « Надо находить всегда выходы, и быть готовым избрать наилучший ход в любой ситуации». Назидательную речь произнес он и теперь, ставя таврель хельги в центр плиты, что делало ее очень опасной для белого волхва.
– Как наш тятя, да?– воскликнул князь Владимир, внезапно озаренный догадкой.
– Да, малыш, как великий наш воин князь Святослав. Ему нет равных в этой игре, поэтому и боятся его печенеги и слагают о нем легенды как о великом русском богатыре.
Наигравшись, мальчики убежали, а в светелке Ратибора долго еще горела свеча, освещая склоненные над столом две головы: седую, как лунь, большую голову воеводы и темно-русую, безусую голову подростка.
Глава 6.
Мерцана еще покоилась в объятиях вод, а часы стерегли вход и выход из дома Солнца, а Ратибор со Свеем уже подходили к потаенной дверце, надежно спрятанной от посторонних глаз. вьющимся плющом
Был тот сладкий для сна час, когда ночь покидала землю. Тусклым светом светили звезды на небе. Мирно стрекотали кузнечики, и весь мир, казалось объяла нега сна. Свей вдыхал полной грудью запахи летней ночи, смотрел, как светлело небо, и думал, что жизнь прекрасна и он просто не может расстаться с ней.
Осторожно расправив стебли растений воевода оглянулся и, молча, кивнул отроку, пропуская его вперед.
– Да помогут тебе боги! – прошептал воевода, обнимая Свея и еще раз придирчиво оглядывая.
На мальчике была просторная печенежская рубаха, вышитая на вороте и рукавах узором из золотых ромбиков, широкие шаровары, на ногах кожаные сандалии, какие шьют печенежские женщины, а в руках Свей держал печенежскую плеть, камчи, плетенную из тонких полосков кожи. Через плечо висела сбруя, украшенная дорогими серебряными бляхами.
– Спаси город, сынок, постарайся, – чуть слышно прошептал Ратибор и подтолкнул Свея к потаенному ходу. Отрок нырнул в отверстие крепостной стены и очень скоро наткнулся на другую дверь. Открыв ее, уперся в колючий кустарник. Воевода предупреждал, что выход зарос. Свей вытянул руки, обернутые кожаным мешком и, наклонив колючие ветки, шагнул вперед. Нога, не ощутив твердой земли, провалилась в пустоту, потянув за собой тело. Он упал и, прокатившись кубарем по валу, неуклюже сел, но обращать внимание на ссадины некогда. Он торопливо разделся и, держа узел с одеждой высоко над головой, переплыл глубокий ров, наскоро вытерся пучком травы, облачился опять в печенежское платье. Согреваясь на ходу, побежал к вражескому лагерю. Каждый мускул, каждая жилка, каждый нерв его тела были напряжены. Он кожей чувствовал опасность и все равно бежал ей навстречу.
Позади остался город и Ратибор. Воевода будет волноваться за него и молить Перуна, чтобы тот помог гридню.
Наконец, перед Свеем раскинулся лагерь врага. Кое-где тлели головешки в печенежских кострах, освещая юрты ханов-арахонтов и арахонтов-младших князей, а возле костров выделялись на фоне ранней зари очертания воинов, растянувшихся на земле и подложивших под голову седло. Как все знакомо Свею и ненавистно. Он сжал кулаки и закусил губу. Пока еще темно, надо пройти вокруг стены на северо-запад, ближе к реке Почайне, что впадает в Днепр, но лучше подняться вверх по течению, чтобы меньше плыть.
Пригибаясь к самой земле, он бежал, падал, опять бежал, неумолимо приближаясь к цели. Сухая выжженная степь не могла теперь спрятать гридня. Он зорко всматривался в окружающую его темноту, превратившись в слух и зрение. Мысли и действия были ясными и четкими, и тело беспрекословно подчинялось отданным приказам. И все-таки Свей чуть не наткнулся на печенежского дозорного. Он тут же упал ничком в траву и замер. К счастью, тот ничего не заметил. Кажется, целую вечность неподвижно лежал Свей на земле, выжидая удобный момент. Он уже приготовил уздечку для того, чтобы накинуть на шею врага, когда того негромко позвал другой дозорный.