Откуда-то в нем возникла убежденность, что просто отпираться — мало, необходимо врать так, чтобы крепко поверили, иначе ему не жить. Чеки были оружием — воспользоваться этим оружием было страшно, но и сдавать его врагу не хотелось.
— Больше никаких чеков нет, начальник! — У него задрожал голос. — Клянусь вам! Я на вас работаю. С чего бы я вдруг пошел вам наперекор? Как вы скажете, так я и буду делать! — Задыхаясь от стыда, он уронил голову на грудь и разрыдался.
— Нечего, нечего, — проворчал Кантли. — Можешь не разводить тут сырость, мне от этого ни жарко ни холодно.
Уловив в голосе белого облегчение, Рыбий Пуп немного расслабился. Да, он сейчас играл, играл вопреки себе, ломал комедию не хуже Тайри, и ненавидел себя за это, и ненавидел белого за то, что он вынуждает его притворяться.
— Пуп, ты возил письмо к женщине по имени Глория Мейсон?
— Возил, сэр.
— Какого содержания письмо?
— Не знаю, сэр.
— В тот же вечер, как умер Тайри, ты сломя голову полетел отдавать это письмо. Почему?
— Я прочел завещание и исполнил, что велел папа.
— Толстое было письмо?
— Даже и не скажу, сэр. — Рыбий Пуп захлопал ресницами, прикидываясь простаком.
— Слушай, ты же держал его в руках! Вспомни!
— Держать-то держал, сэр. Но только…
— Толстое оно было или нет?
— Что-то в него было вложено, это да. Но чтобы сказать, что уж очень толстое…
— Ну такое, допустим? — Кантли отложил примерную толщину на пальце одной руки.
— Не-ет, это многовато…
— Тогда какое же? — Серые глаза Кантли, не мигая, впились в его лицо.
— Не знаю, сэр. Знаю только, что в нем были деньги…
— А в самом письме сколько было страниц?
— Страниц-то? Много… Начальник, письмо было не такой толщины, как та пачка чеков, что папа дал мистеру Макуильямсу.
— Больно ты умный, ниггер! Ведь брешешь все!
— Нет, сэр! Не брешу!
— А где сейчас эта Глория?
— Я почем знаю, начальник. Мистер Макуильямс говорил, уехала.
— Ты не знал, что у нее за домом стоит докторова машина?
— Нет, сэр. Я за дом не ходил, — соврал он.
— Макуильямс не говорил, где она?
— Да нет, сэр. Он наоборот меня спрашивал. Я сказал, не знаю. Как вот вам говорю.
— Когда ты приносил письмо, Глория его не читала при тебе?
— Читала. На кухне, она там кофе варила.
— Что она вынула из конверта?
— Деньги… А после — письмо.
— А где она находилась при этом?
— На другом конце кухни, сэр. По-моему…
— Вы что, там вдвоем с ней были, ты да она?
— Ну да, — соврал он, мысленно видя врача и Глорию и вспоминая, что не было никакого кофе.
— И что ты делал, пока она читала письмо?
— Кофе пил…
— Значит, ты не все время смотрел на нее, м-м?
— Н-нет, сэр, — нетвердо сказал он. — Я, в общем, так уж не следил за ней.
— Не прятала она что-нибудь, ты не заметил?
— Вроде нет. Я как-то про это не думал…
— Естественно. Ты теперь подумай.
— Плакала она, сэр. Вот так согнулась и…
— А сумочку не держала на коленях?
— Это не знаю, сэр. Она же спиной сидела ко мне, понимаете? Письмо и деньги положила за пазуху, а сама…
— Ах, за пазуху… Тогда это могли быть и чеки, как считаешь?
— Наверно, сэр, — протянул он, делая вид, что совсем сбился с толку. — Я-то, правда, чеков не видел.
— Хм-м. — Кантли в задумчивости помолчал. — А с тех пор она о себе не давала знать?
— Нет, сэр. — У него пересохло в горле.
— И долго Тайри водил знакомство с этой женщиной?
— Я не знаю, начальник.
— Это ты-то не знаешь, его сын? И хочешь, чтобы я тебе поверил?
— Начальник, — сказал Рыбий Пуп таким голосом, что невозможно было не поверить. — Я же без году неделя как бросил школу. — Он опустил голову, и слезы хлынули у него из глаз с новой силой.
— Сказано тебе, закрой кран, — цыкнул на него Кантли.
Он умолк, и Рыбий Пуп ощутил, что пришла минута начать наступление.
— Начальник, знал бы я, где завалялись пускай хоть какие чеки, ей-богу, неужели б я вам не сказал. Я хочу, чтобы все было по-хорошему.
— Совсем как Тайри, дьявол, ну просто слово в слово!
— Но я-то правду говорю, начальник! Ну вот скажите, что мне делать?
— Подать мне сюда эти чертовы чеки, вот что! — в бешенстве заревел Кантли.
— Да я же про них и ведать не ведаю!
— Пуп, — Кантли понизил голос. — Ты знаешь, как получилось, что Тайри убили?
Рыбий Пуп тревожно взмахнул ресницами. Он знал — но он и то знал, что знать ему не полагается…
— Убили за попытку оказать сопротивление при аресте, — пролепетал он, отводя глаза.
— Ты веришь, что это так?
— Вы так сказали, начальник.
— Но ты-то веришь, я спрашиваю?
— Да, сэр, — прошелестел он. У него стало подергиваться веко на правом глазу.
— Пуп, сейчас я тебе все выложу грубо и прямо. Вы работаете на синдикат. Тайри убили за то, что он нарушил слово. По счастью, это не повлекло за собой особого вреда. Отдал Тайри Макуильямсу эти чеки, а ничего из этого не получилось. Но Тайри был ниггер дошлый. Он что-то оставил Глории, что — мы не знаем. И вдруг Глории нет как нет — неспроста же это. Я лично так понимаю. Либо она сбежала из страха, потому что у нее чеки, либо, возможно, ее где-то прячет большое жюри и выкачивает из нее показания, ясно? Если так, то мы влипли. Ты же, Пуп, таишь злобу из-за того, что случилось с Тайри…
— Нет, сэр! — крикнул Пуп, чувствуя, как у него прыгают губы.
— А что, это естественно. Ниггеры тоже умеют злиться…
— Ни на кого я не злюсь, начальник! — еще громче закричал Пуп, уповая на то, что сработают закоснелые представления, укоренившиеся в сознании белых.
— Ну-ну, потише, — процедил Кантли. — Слышь, Пуп?
— Что, сэр?
— Я ведь тебя не знаю, как знал Тайри.
Его окатило страхом. До самых сокровенных тайников его души добирался этот белый.
— Да знаете вы меня, начальник, — с надрывом убеждал он белого в том, чему сам не верил.
— Э, нет, это ты брось, — отчеканил Кантли. — Ты из этих ниггеров, из нынешних. Кто вас, таких, разберет.
— Вы! Вы меня знаете! — захлебывался Рыбий Пуп.
— Так из каких же ты, ниггер, а? По словам, ты, выходит, человек верный, а на самом-то деле, может, убил бы меня на месте, а?
— Нет, сэр! — Он вскочил и кинулся к Кантли.
Кантли сгреб его за шиворот и прошипел сквозь зубы:
— Может, ты ненавидишь меня — скажешь ты это мне в лицо, ниггер?
Немигающие глаза белого были в двух дюймах от его глаз: если бы Рыбий Пуп сейчас промолвил хоть слово, он сказал бы правду, и с нею оборвалась бы его жизнь. Он только судорожно глотнул и продолжал смотреть в немигающие глаза. Кантли отшвырнул его от себя на пол и стал над ним, глядя, как бьется в рыданиях поверженное тело.
— Черт его знает, как с тобой быть, — сдавленно проговорил он, поворачиваясь к двери. Он остановился, резко обернулся кругом и опять устремил на него ненавидящий взгляд.
— Я хочу работать, начальник, — прорыдал Рыбий Пуп, не поднимая головы.
— А я тебе не верю!
— Мне-то вы можете верить!
— Тогда говори, где чеки!
— Не знаю я! Не знаю! — истерически кричал Рыбий Пуп, и перед глазами у него стоял камин, в котором замурованы чеки.