Кантли молчал, не сводя с него глаз. Рыбий Пуп чувствовал, что у белого вот-вот созреет решение, — решение, которого он страшился. Необходимо было его отвлечь.
— Начальник?
— Ну что?
— У меня тут лежат ваши деньги.
— Ах да, я и забыл…
Рыбий Пуп поднялся, открыл сейф и вынул из него зеленоватую пачку денег.
— Вот, начальник, возьмите. Сколько нам, столько вам, как папа говорил.
Кантли запихнул пачку в карман. Между ними повисла пустота. Слова не шли Пупу на ум, а ждать, чтобы Кантли заговорил снова, было страшно. Он поднял на белого внимательный взгляд и сказал негромко:
— Хотите, проверьте, что в сейфе, начальник.
— Ах, чертов ты сын, если б только я мог тебе поверить! — не выдержал Кантли. — Но ведь ты нипочем не скажешь правду, черный щенок! — Он задохнулся и снова загремел: — Нет, будь ты проклят! У тебя язык не повернется сказать, что у тебя на душе! — Неожиданно его злость обратилась на себя самого. — Ей-богу, прямо не знаешь, как с вами, ниггерами, и быть… Сперва запугали вас, а теперь добиваемся, чтобы вы нам говорили правду. А вы не можете! Не можете, будь оно все неладно! — Кантли круто повернулся на каблуках и вышел, оглушительно хлопнув дверью так, что, кажется, задрожали стены.
Рыбий Пуп моргнул, беззвучно пошевелил губами и, повалясь в кресло, незрячими глазами уставился в пространство.
XXXVII
До вечера он просидел в конторе, предаваясь тягостному раздумью. Бежать — иного выхода не было; бежать, покуда Кантли его не уничтожил. Податься на Север, поступить в школу? Нет, о школе было тошно подумать, ему уже не удалось бы настроить себя на учение, слишком он безнадежно перерос то состояние духовной зависимости, какое требуется прилежному ученику.
Податься на Север и открыть свое дело? Тогда надо искать кого-то взрослого в компаньоны, ведь он несовершеннолетний, да и без капитала не обойтись. Эх, если бы только знать, где сейчас Глория и доктор Брус! Но их след затерян в дебрях огромного далекого города.
Что ж, он уедет, только раньше поднакопит денег от «податей». А пока будет полностью подчиняться Кантли, чтобы хоть как-то усыпить его страхи. Или попробовать успокоить его по-другому — скажем, оставить себе половину чеков как средство защиты, а половину отдать Кантли? И признаться тем самым, что он лгал, когда корчился тут в рыданиях?.. Какое там! Кантли просто прикончит его на месте.
В шесть часов он все еще мучился сомнениями. Он ничего не ел с утра, и мышцы его живота трепетали, словно о стенки желудка билась крыльями стайка воробьев. Он приложился к бутылке виски — от этого полегчало… Вдруг он вздрогнул: кто-то стучался в дверь.
— Да-да?
Дверь открылась, и в комнату, желчно поджав губы, вплыла Эмма. За нею шел Джим.
— Пуп, я пришла с тобой поговорить.
— Садись, мама. — Рыбий Пуп вопросительно взглянул на Джима.
— Если ты не против… Миссис Таккер просила меня побыть здесь.
— Пожалуйста, — с раздражением проворчал Рыбий Пуп.
Эмма села; Джим примостился на краешке стола. Ага, явились учить его уму-разуму… Его разбирала досада.
— Пуп, — осторожно начал Джим. — Так получилось, что я слышал, о чем вы утром говорили с Кантли…
— Ну и что? — оборвал его Рыбий Пуп в бешенстве, что Джим невольно подслушал, как он пресмыкался перед Кантли.
— Понимаешь, кое-что произошло, и одно с другим связано. Сегодня полиция устроила у твоей матери обыск, весь дом перерыли сверху донизу.
— Правда, мама? — спросил Рыбий Пуп, потрясенный.
— Да, правда. Сказали, что ищут чеки какие-то.
Рыбий Пуп закрыл лицо руками. До сих пор его предупреждали. Сначала Мод. Потом Макуильямс. Кантли. Теперь Эмма и Джим предъявляли ему доказательства. Ему было обидно за Эмму, было стыдно и горько от сознания своей беспомощности. На мгновение его покинула уверенность в себе.
— Что же ты от меня хочешь? — спросил он с нарочитым спокойствием.
— Сынок, не злил бы ты этих белых…
— Никого я не злю! — крикнул он. — Кожа у меня черная! Вот их что злит!
— Отдай им, чего они ищут, — уговаривала его Эмма. — Чем занимался Тайри, ты с этим порви. Не ради себя прошу. Ради тебя, ради того, чтоб ты остался жив!
— Она дело говорит, Пуп, — внушительно поддержал ее Джим.
— Да нету у меня, чего они ищут!
— Тогда уезжай, — посоветовал Джим. — Раз уж они к тебе привязались, то не отступятся, пока не убьют.
— Никто меня не убьет, — с напускной бесшабашностью заявил Рыбий Пуп.
— Откуда ты знаешь, что они сделают, эти белые, — сказала Эмма.
— Мама, не я этому всему причина! — закричал он. Не в силах сдерживаться, он хлопнул ладонью по столу. — Сама живешь на то, что добыл своим горбом папа, а меня учишь, чтоб я все бросил и смывался отсюда! Не будет этого!
— Знаем, Пуп, знаем, — примирительно сказал Джим. — Но белые напуганы, они думают, что ты замышляешь недоброе. Вы с Тайри, видишь ли, сделаны из разного теста. Ты и слова будешь говорить, какие положено, а тебе все равно не поверят.
Рыбий Пуп в растерянности блуждал глазами по комнате, видя, что Эмма и Джим в этом споре на стороне белых и ждут, чтобы он преклонился перед всесилием белого мира. Он был уверен, что, если б Эмма знала, у кого чеки, она превзошла бы в настойчивости самого Кантли, добиваясь, чтобы он расстался с ними.
— Спасай себя, пока не поздно, сыночек, — слезливо увещевала она.
Рыбий Пуп окинул ее внимательным взглядом, мысленно оценивая свои возможности в категориях чистогана.
— Если я уеду, ты мне сколько будешь выдавать из доходов от заведения?
Эмма взглянула на Джима. Джим озадаченно промолчал.
— Тридцать долларов в неделю, — промямлила Эмма.
— Нет уж, спасибо! — фыркнул Рыбий Пуп.
— Тогда сорок, — накинул Джим, как бы говоря: только уезжай.
— Не-а! — Рыбий Пуп был полон презрения.
— Ладно, пускай пятьдесят, — уступила Эмма, давая понять, что торг окончен.
— Нет, черт возьми! Я остаюсь! На столько не проживешь!
У него есть три тысячи наличными, а ему суют пятьдесят долларов в неделю! Столько-то он с одних девок шутя соберет в субботу ночью.
— Если б ты пошел в школу, я бы еще прибавила, — со значением сказала Эмма.
— В школу я не ходок, — твердо сказал он.
— Ох и разбаловали тебя! — взорвался Джим.
— Ну ты-то мне не указ, — отрезал Рыбий Пуп.
— И я то же скажу! — крикнула Эмма. — Тайри вконец тебя испортил…
— Таким, значит, мне и жить, вконец испорченным, — съязвил Рыбий Пуп. — И все, отвяжитесь от меня!
— Что ж, сынок, — вздохнула Эмма. — Как знаешь. Я, что могла, сделала, видит Бог. — Она встала, вытерла мокрые, покрасневшие глаза. — Спаси тебя Господь. — Она обернулась к Джиму. — Свези меня домой, Джим.
— Хорошо, миссис Таккер.
Рыбий Пуп проводил их холодным взглядом и грохнул кулаками по столу в приступе ярости и отчаяния. За кого они его принимают? Он потянулся за бутылкой и припал к горлышку. Потом сунул бутылку в карман, запер дверь и поехал к себе. Дома он рухнул на кровать и уставился в потолок пустыми глазами. Да, выхода не было.
— Черт с вами, — сказал он вслух. — Ваша взяла. Заберу те деньги из сейфа, плюс будет полсотни в неделю от мамы и уеду — утром же уеду. Не могу я здесь жить, когда все до единого против меня. — Он закрыл глаза и пожаловался: — Папа, мне больше ничего не остается. На мне вроде как отметина после тебя! Вроде как она в крови у меня! С нею мне здесь житья не будет. — Он открыл глаза и, по-прежнему ничего кругом не видя, выкрикнул: — Папа! И ты, папин папа, и папа папиного отца! Посмотрите, что вы со мной сделали!