— Это как? — наконец-то перехватило спазмом понимания грудь и знакомо отозвалось в висках: «Вот оно! Нашел!»
— Как, как… постегать… как еще… Не по-домашнему, а чтоб знатно, при важном грешке! — Ермил многозначительно воздел палец и внезапно подмигнул: — Моя-то вон как подхватилась, когда ты про крестный правеж спросил… Э-эх, было дело, да быльем поросло, уже не гневаюсь!
Разлил по стопарям, мотнул головой куда-то в сторону:
— Как люди сказали, что твою колымагу ко мне ташшат, Дашку-то тетка и привела обратно. А вот ремни состегнуть наспех забыла. Кабы не ты — девка бы втрое натерпелась…
Рука Игоря потянулась к пачке сигарет, натолкнулась на неодобрительный взгляд хозяина, застыла, как едва выдавленный из горла вопрос:
— А что, сегодня там кого-то…нравоучали? И я помешал?
— Правильно сделал, что помешал, — словно сам себе, проворчал Ермил. — Дашка девка хорошая, это тетка у нее дуркует… Совсем уж девку загнала придирками… Почитай, кажную неделю, а то по два раза — розог да розог, розог да розог… а нынче на крестный правеж снова поставила. Там ведь не прутом, там плетью-длинником! Дуркует совсем.
— А родители что же?
— Одни они живут с Дашуткой. Вот баба и насела на девку. Напраслину возводит — та уже в институт поступать готова, умница да книгочейка каких поискать, а та все норовит ее будто на цепи… дура баба! Разве же Дашутку удержишь в нашей глухомани? Сама, окромя того что в школе, еще и французский язык учит! Не, плохо там дело… скорей бы уж поехала в большой город да выучилась. А то вовсе запорет девку…
— Ну, так вы бы подсказали, или вовсе запретили… Вы человек явно уважаемый.
— Потому и уважаемый, что в чужой дом не лезу… может, и не чужой, да не лезу… — туманно проговорил Ермил. — Лады, человек ты вежевый, умный — я сразу понял. Так что лишнего если сказано чего, языком тоже не молоти.
— Не буду! — Клятвенно и совершенно трезво заверил Игорь.
И, чтобы подчеркнуть свою незаинтересованность ни в чем лишнем, переспросил:
— А почему это я вежевый, в смысле знающий?
— В смысле вежливый да понимающий, — помог с лингвистикой Ермил. — Ну, поперед хозяина к хлебу не полез… Сигаретки вон в доме курить не стал… К божнице задом не поворачиваешься… Мясо из похлебки не поначалу, а в конце доставать стал… Соль не просыпал… Вижу же, что вежевый! А то стал бы я с тобой разговоры разговаривать… Хоть ты и три раза профессор…
Игорь хотел гордо приосаниться, но тут же выяснилось, что после клюквенника не слушаются не только ноги, но и плечи… Ермил, пряча усмешку, довел его до уже знакомой кровати и гость снова утонул… чтобы вытряхнуться оттуда на зорьке от беспощадной тряски Ермила:
— Так за рыбкой пойдешь, аль нет?
— А? Что? Уже пора? — ошалело помотал головой, с удивлением понимая, что вместо ожидаемого колокольного звона голова чиста и вовсе не пуста…
Ермил понимающе хмыкнул и явно в расчете на похвалу уточнил:
— Голова не того? Может, подлечить?
— Ни в коем случае! Великолепная настойка! Как будто и не было!
— Это точно! И не было! Потому как вечерком надо это поправлять. Как же так — гость в доме, а ничего не было… — понятливо переговариваясь, собрали тот самый модный спиннинг, отчего-то оказавшиеся под лавкой блесны, прихватили давно готовый вещмешок Ермила и дружно зашагали по тропинке.
Точнее, тропку видел только сам Ермил, а у Игоря хватило ума не чертыхаться на каждой кочке. Как хутор, так и протока — вынырнули внезапно, словно откинулась волшебная занавеска. Спустились к песчаному бережку, Ермил показал обещанное «клевое место» и, сославшись на неотложные дела, велел вернуться домой к обеду. Ну, в самый край — часа к пяти вечера, потому как… и подмигнул.
«Понятное дело! — разворачивая спиннинг, подумал Игорь. — Хоть и хорохорится хозяин, а все равно тут каждый новый человек на виду и на счету… И разговоры разговаривать ему страсть как охота… Тем более — как там? Вежевый?» — усмехнулся сам себе, старательно отгоняя мысль — вернуться ближе к хутору, найти тот проселок и увидеть… Нет, не девушку на кресте, хотя бы сам крест, еще хранящий тепло ее тела.
«А вот это уже я сам… дуркую… — провернул катушку. — Это же вчера было. Какое уж тут тепло! Горячее тепло, горячее…» — спорил сам с собой.
Жаркое тело в теплой осенней дымке… С бусинками пота между сочными чашами полных грудей… на лице… гримаса красивых, пухлых губ после хлестких ударов… Судорога белого тела… Волна русых волос, метнувшаяся над изгибом спины… Обнаженная лесная красавица, голым телом к жалу плетки… И обязательно родинка, милая родинка на круглой, тугой попке… Белой… Снежно-белой, сильно сжатой от строгой порки… — вот черт — ругнул сам себя, нервно дергая зацепившийся за что-то спиннинг. Леска мощно дернулась в ответ и через несколько минут упрямой борьбы что-то сверкнуло словно нагим русалочьим боком, размашисто врезало по воде хвостом, дугой выгнулось над пенистым буруном воды. Пока не оглушил рукояткой ножа, уже на берегу, крупный сазан отчаянно бился, вскидывая песок и сухие водоросли. По старому рецепту завернул рыбину в крапиву, сунул в тень под куст, вытащил сигареты, отирая со лба пот, поднял глаза и устало чертыхнулся снова: ну вот же привиделось… Та девчонка, что рисовалась на кресте… Русые волны по плечам, пухлые губы, глазищи в пол-лица…
Привидение от чертыхания не пропало. Наоборот, обрело плоть и кровь, шагнув чуть ближе и внимательно глядя на Игоря:
— Здравствуйте вам…
— И тебе здравствовать! — ответил тот.
— Хорошего взяли, — кивнула головой на рыбину. — Везучий…
— Вчера еще думал, что невезучий! Пока не встретил такую вот нимфу…
— Те на оливках сидели! — засмеялась девушка, — а у нас разве что кикиморы еловые!
— О-о, леди знает мифы Древней Греции?
— Леди еще знает, что вы со своим сазаном мне вершу сорвали… — вздохнула та и, сторонкой обойдя Игоря, спустилась к воде. — Вон там была… Это хорошо, если под корягу снесло… а то пропадет, жалко… хорошая была верша.
Игорь виновато развел руками:
— Я ее просто не видел…
— Само собой. На то и ставят, чтоб не видно. А если бы и видели — сказали бы сазану взять левее? Ля гош, ля гош, мсье сазан!
— У вас, леди, разговор вовсе не… — замялся.
— Не из глухого хутора? — снова засмеялась. — А как надо? Лаптем щи хлебать и через слово сморкаться в подол? Вот не поверите, но я даже трамвая не боюсь!
— Ну, это вы уже слишком… я бы сказал, утрируете. Видите ли, я лингвист, специалист в области языкозна…
— Знаю! — отвела ладонью волосы от лица, — вы у Ермила гостюете, мастеров ждете. Вчера вашу серебрянку мужики приволокли.
— Серебрянку?
— Ну да… она же у вас серебристая?
— Да, правильно… Меня Игорь зовут.
— Игорь Евгеньевич! Мне вас просто Игорем звать неможно, — строго ответила девушка, снова превращаясь из милой собеседницы в настороженную лесную «дичку».
— Неможно… неможно… — посмаковал на языке красивое отрицание Игорь, который снова профессор и Евгеньевич, — а что еще неможно?
— Ждать, пока верша напрочь уплывет! — вздохнула девушка.
— Так давайте же ее вытаскивать! — отложил Игорь свой спиннинг. — Так сказать, проводить спасательные работы по извлечению безвременно утопшей верши… Простите, юная леди, а с кем мы будем эту операцию проводить? Меня вы вот даже по имени-отчеству узнали заранее. Как зовут еловую нимфу?
— Дашей зовут, — и в глазах тут же мелькнуло недоумение: — А что вы так… удивились?
— Я, это… Да так, ничего… Показалось!
«Даша… Даша… имя распространенное, но не факт, что на таком маленьком хуторе много Даш, да еще таких грамотных… книгочейков… неужели — она? Не заметно, чтобы ее вчера на кресте стегали… А как должно быть заметно? Кровь сквозь платье? На носилках к берегу принести? Слезы неделю не сушить? Все, брат профессор, съехала твоя крыша… забудь!»
Девушка отошла еще на шаг в сторону, слегка повернув голову, смотрела, как он расстегивает легкую рубашку. Смущенно покраснела, взялась за подол платья и потянула его вверх. Мельком он отметил что-то странное в ее позе… Потом понял — она снимала платье не спиной к нему или боком, как сделала бы любая девушка рядом с едва знакомым мужчиной, а повернувшись лицом. Удивленно отметил странную смесь купального верха, вполне современного, с плотными, видавшими виды, темно-синими трусами времен фараонов… Долго разглядывать себя Даша не позволила, шагнула к воде и ловко, почти без всплеска, ушла по шею: