Тени скопились перед воротами. В свете луны то там, то тут проблескивали искрами металлические кольца на одежде, золотые пряжки и бусины в заплетенных косицах бороды. Видно, богатые, знатные воины собрались тут, ведь не каждый способен купить хорошую кольчугу, большинство вшивают в подкладку костяные пластинки. А эти, видать, удачливые люди.
Кто-то из них кинул веревку, и петля туго затянулась на верхушке заостренного бревна. И тут же по другую сторону ворот вторая узловатая веревка зацепилась за частокол. Беспрепятственно и беззвучно перелезли пришельцы через ограду…
В поселении – тишина. Только один пес сонно встрепенулся да залаял, пытаясь предупредить хозяев о вторжении. Но тотчас сверкнул в полете кинжал – пес взвизгнул и забился в конвульсиях...
Этих звуков хватило, однако, чтобы вырвать из сна добрых мужей. Загорелись факелы, заметались их дымные языки на ветру. Побежали хозяева навстречу пришельцам, обнажая на ходу ножи и топоры, посылая в толпу ночных татей копья да стрелы.
Крики, ругань, стоны, звон металла заполнили площадку перед еще одним, более низким частоколом. У крепко сбитой калитки днем и ночью горели плошки с маслом, освещая подступы к святыне. Они ясно указывали пришельцам, куда надо пробиваться, где хранят хозяева самые лакомые кусочки.
– Корк, за мной! – широкоплечий рыжебородый мужчина махнул топором так, что капли черной крови сорвались с широкого лезвия и запачкали ему лицо.
Он и еще один мужчина, потоньше и помоложе, бегом кинулись к оградке и, разрубив калитку со всего маху, прорвались сквозь прореху. Там их ждали. Трое безусых парней сомкнули полукруг плечом к плечу. А за спинами их, сияя и лучась в огне дымного масла да серебристом свете выглянувшей из-за тучек луны, виднелся идол богини Юмалы.
Несмотря на молодой возраст, бойцами парни оказались отменными. Но – не устояли. Один из защитников, разрубленный от плеча до паха, упал спиной на идола и сбил на землю чашу, что покоилась на коленях сидящей на троне богини.
– Глянь, Корк, вот она – знаменитая посудина! – загоготал рыжебородый и, пнув ногой мертвеца, поднял чашу. Внутрь нее попало несколько капель пролившейся крови ее защитника.
Но младший напарник не смотрел на чашу, его интересовал сам идол, казавшийся золотым. Он подскочил к нему, колупнул позолоту – и сплюнул.
– Крашеная деревяшка! А вот камешки настоящие. – Разбойник принялся выковыривать идолу глаза, потом потянул за искусно сработанную цепь, но голова статуи оказалась слишком большой, цепь не снималась. Тогда викинг, размахнувшись, срубил топором голову, и та, глухо шлепнувшись на каменную подставку трона, откатилась в сторону.
Корк схватил цепь и зажал в кулаке, победно ею потрясая:
– Смотри, Гуннар, отличный трофей! Я подарю ее Асвейг, уж это-то наверняка растопит ее ледяное сердце!..
Вдали, едва слышимый за звуками стихающей битвы, прокатился по черным небесам низкий рык сердитого грома.
Или это были удары шаманского бубна?
Земля содрогнулась...
***
16 июня, вторник
Следующий день встретил меня запахом кофе, к которому примешивался и запах яичницы.
– Доброе утро, соня! Поднимайся, а то все остынет.
Я не сразу сообразила, который час. Оказывается, давно пробило восемь, я проспала, как младенец, шесть с лишним часов, ни разу не повернувшись. И даже не слышала, как проводница принесла завтрак.
– Сразу видно, когда у человека чистая совесть, – продолжал шутить Чудинов.
– Доброе утро, – хрипло пробормотала я и отправилась умываться.
Холодная вода из-под крана, пахнущая хлоркой и железом, разбудила меня окончательно. Я вспомнила, куда и, главное, с кем я еду, и сердце забилось в предвкушении приключений. Натянув вчерашний комплект одежды, я вернулась в купе и принялась за яичницу.
– Смотрел, какая погода в Петрозаводске? – начала я расспросы с набитым ртом.
– Ясно, плюс 22 днем. Но к вечеру в том районе, куда направляемся, будет дождь.
– Ты бывал раньше в Карелии?
– Неоднократно. – Макс уже покончил с завтраком, допил кофе и потянулся, расправляя мышцы. На нем все еще были «домашние» штаны и футболка. Интересно, а он сам поспал хоть немного, как собирался, или просидел всю ночь над компьютером? Лицо его не выглядело свежим, уж если говорить откровенно. Усталость, озабоченность, даже странный отблеск непонятной вины — вот что я читала в его скованных движениях и задумчивых глазах. Какая-то мысль явно не давала ему покоя.