В тот год, о котором речь, все шло своим чередом; лето успело перевались за середину и уже дарило умеренно-теплые августовские дни, первые яблоки, факельно-красные цветы флоксов и изумительно-звездные бархатные ночи. Вот в одну из таких ночей к бабушке в дом прибежала тетка Галя, сообщив, что ее сестра Катерина «кончается и вот-вот отойдет», и зовет Валю к себе, чтобы проститься. Я успела заснуть, но стук в дверь и взволнованные голоса внизу подняли меня с постели, и я спустилась, правда, в комнату не зашла, а замерла на последней ступени лестницы, прислушиваясь к словам соседки.
– Только ничего у нее не бери! – говорила тетя Галя зловещим нервным тоном. – Будет давать, отнекивайся!
– Не пори чушь! – резко отвечала бабушка. – Умная баба, а дурные сплетни повторяешь. Хоть бы постыдилась в такой-то день!
– Конечно, она твоя родня, но только никакие это не сплетни, а чистая правда! Ведьма она, все это знают.
Тут они вышли в прихожую и увидели меня.
– Запрись и никому до утра не открывай! – велела мне бабушка. – Если к семи не вернусь, задай корм скотине, у меня все приготовлено и на кухонном крыльце стоит. А завтрак в печке найдешь.
Я кивнула.
Бабушка и впрямь вернулась только к обеду, посидела немножко, уставившись невидящим взглядом в стену, а потом, вздохнув, принялась хлопотать по хозяйству; к вечеру же опять ушла. Я ее ни о чем не спрашивала, поскольку уже от деревенских подружек узнала все, что хотела. И что не хотела тоже. Они с удовольствием просветили меня, что баба Катя умирает тяжело, потому как колдунья и свой дар никому не передала.
– Ее прабабка была очень сильной, – со знанием дела говорила мне Сонька, верная спутница моих деревенских забав, – и тоже долго помирала. Никто не хотел на себя такую судьбу брать. Хоть и был на дворе коммунизм, а люди-то видели, что к чему. А баба Катя тогда еще маленькая совсем была, ничего не понимала, да ей и не рассказывали. Ну, она бабушку-то и пожалела, та ж лежачая была, к ней никто лишний раз старался не подходить, боялись. А Катька шла мимо, ее бабушка позвала: дай, говорит, мне воды напиться. Катя подала ей воды. А бабка ей: «На, возьми!» - и кружку обратно протягивает. А вместе с кружкой-то и дар свой колдовской. Катька и взяла. Бабка дух у нее на глазах испустила, освободилась, значит. А Катька ведьмой вместо нее стала. Но если ее предшественница еще ничего была, то баба Катя злая-презлая, всем вредила. Ей порчу навести – раз плюнуть, по ветру прям пускала.
– Да ладно болтать! – я и верила, и не верила. – Знаю я бабу Катю, виделись – ничего в ней злого нет. Нормальная она.
– Ага, нормальная, как же! – Соня фыркнула. – Сашка вон Бровицкий к ней в сад в прошлом году за грушами полез, а она его прокляла. Он на жопу полгода сесть не мог!
– Высекла она его что ли?
– Какой высекла – вся задница чирьями пошла! Ее рук дело!
Строго говоря, бабу Катю я встречала нечасто. Была она нелюдима (хотя при такой славе лишний раз за ворота и не выйдешь), да и дом ее стоял последним в ряду, возле самого погоста, так что без особого повода мимо не пройдешь. За лето она сама несколько раз заглядывала к бабушке, и они по-родственному общались на кухне, но я в этих посиделках участия не принимала, здоровалась с ней — вот и все. Да и не интересно мне было о чем-то болтать с маленькой сморщенной старушкой, всегда носившей черное, словно вдова. Понятия не имею, была ли она и впрямь вдовой или просто одевалась так невзрачно, траурная одежда, конечно, тоже отпугивала от нее, навевала неспокойные мысли, однако лично мне баба Катя ничего плохого не делала.
И все же общественное мнение — страшная сила. Да еще перед смертью баба Катя долго мучилась, что лишний раз убеждало народ в ее великих грехах и неправедной жизни. На четвертый день по просьбе моей бабушки мужики за пол-литру разобрали крышу над комнатой умирающей. Мне пояснили, что по поверью ведьминская душа черед дыру легче отлетает на небеса. Совпадение или нет, но в тот же вечер баба Катя наконец-то скончалась, и, разумеется, вся эта история только сильней укрепила ходившие о ней слухи.
Со мной же произошло кое-что еще.
Тем же вечером, когда я готовилась ко сну и уже лежала в кровати, читая книжку, меня напугал громкий стук в оконное стекло. Комната, как уже говорила, располагалась на втором этаже, хоть и не слишком высоко, но все же с земли не достать, разве лестницу от сарая принести да приставить. А стук был настойчивый, неоднократный — на ветку дерева не похоже, да и не росло рядом никаких деревьев, чтобы по стеклу царапать.