Я встала, подошла к окну и отдернула занавеску, ожидая увидеть хулиганскую физиономию одного из деревенских пацанов. Но на меня из темноты взглянуло вытянутое и бледное лицо бабы Кати. Я отшатнулась, чувствуя, как встают дыбом волосы по всему телу. Я бы даже убежала, вот только ноги приросли к полу. Зажмуриться я тоже не догадалась, поэтому так и смотрела, холодея, в глаза призраку, которые были похожи на два адских провала. Долго смотрела, как мне показалось — целую вечность.
– Открой, Лерочка, впусти! – жалобно попросила баба Катя.
Я допускаю, что подобное мне просто послышалось от страха, но в тот момент верилось, что именно этого и требует покойница – открыть ей окно.
– Я подарок тебе принесла— пригодится!
Сделав усилие, я подняла одеревеневшую руку, но вместо того, чтобы коснуться оконного шпингалета, вдруг принялась крестить видение. Откуда, из каких глубин родовой памяти это выплыло — не знаю, но я, стиснув зубы и преодолевая скованность, мелко-мелко крестила стекло. При этом меня трясло так, что я не могла вымолвить ни слова. Даже элементарно заорать.
Образ бабы Кати пропал.
Несколько секунд я еще пялилась в окно, не веря избавлению, а потом, резко задернув штору, бросилась обратно к постели и нырнула под одеяло. Там, скрючившись и продолжая трястись, я и просидела практически до утра со включенным светом.
Утром я никому о своем кошмаре не рассказала. Призвав на помощь природный скептицизм, я объяснила его воспаленным воображением и подсознательным страхом, разбуженным рассказами Соньки. Меня пугали — и я испугалась, таковы правила принятой мною игры.
Одно лишь оставалось бесспорным: бессознательный ужас перед всем потусторонним в то лето я заработала себе навсегда.
ГЛАВА 4, в которой я добираюсь до Варозера
Вокзал Петрозаводска тоже был украшен часами и башней с высоким шпилем. Мы спустились с перрона по широкой лестнице вниз, на площадь, где к нам почти сразу же подскочил какой-то взлохмаченный парень.
– Здравствуйте, Максим Петрович, рад видеть! – затараторил он. – Как добрались, все хорошо?
Я недоуменно воззрилась на Чудинова, который оглядывал подобострастную фигуру парня и хмурил брови.
– Вы из проката автомобилей? – поинтересовался он. – Где наша машина?
– Она припаркована у дверей вокзала, – парень махнул рукой себе за спину. – Позвольте ваши вещи?
Максим отдал ему чемодан и рюкзак.
– Слушай, Лера, – попросил он меня, – пока я разбираюсь с этим чудиком, купи, пожалуйста, местную прессу. Вон киоск.
Я подчинилась.
Киоск притулился возле лестницы и напоминал старые образцы малой архитектурной формы, которые в Москве давно заменили на вычурные, состоящие из одной огромной витрины, коробки. Этот же павильончик был тесен, окрашен в небесно-голубой цвет (правда, краска кое-где облупилась), а крыша его значительно выступала со всех сторон, защищая покупателей от вероятного дождя или солнца. Я подошла к нему и принялась изучать ассортимент, изредка оглядываясь на Чудинова.
Макс в компании взлохмаченного парня приблизился к черной здоровенной машине (судя по литере L, вписанной в окружность на радиаторе, это был «Лексус») и принялся ее оглядывать со всех сторон, разве что колеса не пинал, пока агент убирал чемоданы в багажник.
Площадь перед вокзалом в Петрозаводске удивляла малыми размерами. Собственно, парковки никакой не было, а была обычная дорога, точнее – круговой разворот, посреди которой возвышалась клумба с цветами. От нее прямо к ступеням вокзала отходила полоса, на которой, кроме «Лексуса»-внедорожника, стояло несколько такси веселого желтого цвета и два автобуса, куда садились прибывшие на нашем поезде туристы.
– Девушка, что будете брать? – окликнула меня киоскерша. – Может, порекомендовать вам что-нибудь?
– Петрозаводские газеты есть? – спросила я.
– Конечно. «Карельский медведь», «Комсомольская правда в Карелии», «Мир Карелии», «Карельский спорт»…
– О, давайте все!
Расплачиваясь, я продолжала наблюдать за Максом. Теперь он о чем-то спорил с агентом проката, кажется, тот никак не желал отдавать ему ключи. Неужели проблемы? Зажав подмышкой солидную кипу газет, я пошла в их сторону. Макс наконец-то завладел ключами и открыл дверцу со стороны водителя. Парень обиженно выговаривал ему, но Чудинов не слушал. До меня долетело обрывочное: