— … слово предоставляется заместителю руководителя Департамента спорта Даниле Андреевичу Капустину! — торжественно объявляет ведущий программы.
— Что? — ошарашенно взвизгивает подруга.
Я не слушаю, о чем вещает объявленный высокопоставленный чиновник. Погружаюсь в свои мысли, мечась взглядом по лицам Зотова и Капустина, отмечая, как сильно оба возмужали.
Мне было семнадцать, когда одноклассница пригласила нас с Таней на хоккейный матч своего брата. Тогда я впервые узнала, что можно обжечься об лед. Марк был звездой матча. Творил невероятные вещи на коньках, из-под которых сыпались слепящие искры. Я как завороженная на него пялилась, а когда он мне подмигнул — улыбнулась в ответ.
Я не знаю, общались ли они с Капустиным после отъезда Марка в Канаду, не знаю, каких успехов добился Данила в спорте, но видеть его в строгом костюме мне так же неожиданно, как и видеть его дружка.
После короткой речи, которую Данила произносит так, будто делает это каждый день, ведущий объявляет, что для перерезания символической ленточки приглашается нападающий национальной хоккейной лиги и бывший ученик городской школы хоккейного мастерства Марк Зотов.
Встречая новость, трибуны содрогаются от бурных и оглушающих оваций. Марку вручают золотые ножницы, которыми под безостановочные щелчки фотоаппаратов и фанфары он делает свое дело, и процесс дублируют на огромных мониторах вокруг.
— Боже, сейчас ослепну, — сухо замечает Таня.
Зажав ладони между колен, наблюдаю, как Зотов позирует перед камерами и раздаривает улыбки, принимая рукопожатия чиновников, многие из которых пытаются сделать с ним селфи.
Слежу за ним до тех пор, пока не проваливает со льда в компании губернатора, Капустина и еще десятка человек, после чего освещение приглушают, и под аккомпанемент из «Щелкунчика» на лед высыпают снежинки, среди которых пытаюсь отыскать «свою».
Это чертовски сложно, поэтому снимаю выступление от начала до конца, решая, что мы найдем Марусю на этом видео потом, когда будем дома.
Как только дети покидают арену, оставляю Таню одну и тороплюсь в раздевалку.
Глава 4
Мне требуется пятнадцать минут, чтобы забрать возбужденную и взволнованную Марусю из раздевалки.
— Ты меня видела, мамочка?
— Алина споткнулась…
— Меня покажут по интернету?
Слова сыплются из нее, как пенопласт из мешка, пока переодеваемся и возвращаемся к Тане, где я снова занимаю свое место, только на этот раз с Марусей на коленях.
Я с трудом дожидаюсь окончания программы.
Прижимаясь губами к шелковистой макушке, вижу, как дочь зачарованно наблюдает за выступлением какого-то ледового шоу, выписанного из Москвы.
Я нисколько не сомневаюсь, что представление было захватывающим и безумно интересным, но беспорядочная круговерть моих мыслей делает ледовый новогодний мюзикл разноцветным пятном где-то за пределами моего внимания.
Меня предательски волнует, что мужчина с рваным шрамом на подбородке где-то здесь, в одном со мной помещении, дышит со мной одним воздухом. А может, он давно не здесь. Отправился по своим делам, как только щелкнул золотыми ножницами по красной ленточке, если, конечно, у него еще остались в этом городе хоть какие-то дела.
— Подождем, пока толпа рассосется. — Перехватываю дочь за локоть и усаживаю на место, наблюдая, как поток людей занял проходы и слева, и справа.
Спустя четверть часа фотографирую кривляющихся у новогодней елки Марусю и Таню. Моя дочь воткнула Капустиной в волосы свою блестящую корону, а сама строит забавные рожицы на камеру, надувая и сдувая щеки.
Мне становится легче.
В конце концов, в этом мире есть что-то поважнее Марка Зотова и того эмоционального фейерверка, который он мне устроил, хотя сам об этом даже не подозревает.
Хохоча, передаю телефон подруге и присаживаюсь на корточки, обнявшись с Марусей. Она припадает к моей щеке своей нежной бархатной щечкой, и мы обе улыбаемся в объектив телефонной камеры, а потом торопливо освобождаем место, потому что очередь из желающих сфотографироваться у елки приличная.
Подхватываю брошенные на банкетку вещи: костюм в чехле и спортивную сумку. Наглухо застегиваю куртку дочери, потом и свою тоже, после чего мы направляемся к выходу.
Взяв Марусю за руку, толкаю дверь и пропускаю дочь вперед, на крыльцо, которое за это время солидно припорошило снегом. Успеваю сделать пару шагов, прежде чем врезаюсь пятками в глянцевой пол, а взглядом — в глаза стоящего посреди крыльца Зотова.
Рядом с ним переминается с ноги на ногу какой-то парень. Отводит в сторону руку, чтобы сделать совместное селфи, и Марк переводит глаза на телефон, давая тем самым мне возможность вспомнить, куда я, твою мать, направлялась.