— Дайте же мне войти.
Под напором того узла, которым пришедшая деликатно давила, как животом, Козлова немо сделала два шага назад.
Дама, теперь просто женщина, уже стояла в передней. Она опустила узел на стул, торопливо его развязала и броском подняла руку, на которой повисла черная каракулевая шуба.
— Ваша, — сказала женщина, таким же броском руки повесила ее на вешалку, схватила свою, искусственную, и ловко завязала в узел.
— Я сейчас вызову милицию, — опомнилась Козлова.
Женщина оставила узел и сложила руки на груди, как для молитвы:
— Милочка, вы тоже женщина! Вы мать, и я мать! Ну ошиблась, оступилась, леший попутал… Но ведь опомнилась, сама пришла и шубу вернула. Повинную голову меч не сечет. Милочка, простите меня!
Козлова смотрела на молитвенно сложенные руки, на грязно-зеленый шарф, перекрученный на шее, как белье на ветру; смотрела на пальто, какое-то щипаное, словно его начали лицевать, да передумали; смотрела на бурки, всунутые в калоши, которые теперь уже не носили.
— Да-да, — вздохнула женщина, — я уже дико поплатилась.
— Лично я прощаю, — вяло ответила Козлова.
— Милочка, скажите в прокуратуре, что с шубой вам почудилось…
— Нет, — твердо перебила хозяйка, — врать не стану.
— Да вам за это ничего не будет. Мол, ошиблась.
— Не могу.
— Милочка, хотите я встану да колени?
Она сделала движение вперед, словно споткнулась и сейчас упадет. Козлова непроизвольно схватила ее за локоть, подумав, что в тот раз тоже поддерживала под руку.
— Вставайте, не вставайте, а врать в следственных органах не собираюсь, — почти зло отрезала Козлова.
Гостья отпрянула. Она вдруг сильно — опять, как в тот раз, — побледнела и опустила руку в карман своего потрепанного пальто. Козлова попятилась в сторону кухни, ожидая увидеть нож или пистолет. Но женщина вытащила маленькую бутылку. Значит, плеснет кислотой — Козлова читала про такую месть. И услышала тихий, какой-то чревовещательный голос, который мурашками прокатился по ее спине.
— Тогда я сейчас отравлюсь.
Козлова закрыла глаза. Заметив испуг хозяйки, женщина положила бутылочку обратно и уже другим голосом, который задрожал от подбежавших слез, спросила:
— Разве я переживу позор? Сидеть в тюрьме! Неужели ты хочешь, чтобы меня посадили? Неужели ты такая бессердечная?
— Нет, — искренне сказала Козлова.
— Тогда пожалей! Откажись от показаний, и я тебя век буду помнить. Молиться за тебя буду. Копейки ни у кого не возьму…
— Хорошо, — устало согласилась хозяйка.
— Но знай: если не откажешься, я отравлюсь у тебя на глазах.
Из дневника следователя. Часто слышу, что жил человек, жил, да и совершил преступление. Вдруг. Как несчастье, как болезнь. А уж если несчастье, то оно, считай, от судьбы, от бога — его не предусмотришь, с ним не поборешься. И несчастных жалеют, больным сочувствуют, но только не наказывают.
Я не сомневаюсь, что любое преступление зреет долго и нелегко, даже самое маленькое. Постепенно накапливаются в человеке прегрешения, поступочки, проступочки… С каждым таким поступком все грубее топчется мораль. И вот наступает грань, когда отвергается та моральная норма, которая возведена уже в закон, — совершается преступление.
За дверью легонько стукнуло и зашуршало, словно там мели пол. Или кто-то остановился у кабинета, рассматривая табличку «Следователь С.Г.Рябинин» и собираясь постучать. Но дверь приоткрылась без стука. Он увидел-таки кусок серой швабры, который мелькнул в проеме слишком высоко от пола. Рябинин ждал, к чему-то приготовившись…
Дверь медленно, почти вежливо открылась. Первым вошел худой высокий мужчина с выгоревшей тонкой бородкой, которая, видимо, и мелькнула в дверном проеме. За ним неуклюже шагал приземистый загорелый человек, умудряясь втискиваться в пустое пространство. Они подошли к столу и молча расстегнули плащи. Высокий протянул руку:
— Прокурор Гостинщиков из Прокуратуры РСФСР.
Приземистый поставил на пол громадный портфель, сел на стул и буркнул:
— Следователь по особо важным делам Семенов.
Прокурор снял мягкую кремовую шляпу и тоже опустился на стул. Следователь остался в берете.
— Сергей Георгиевич, — начал прокурор, — нами получен сигнал, что вы совершили преступление…
— Какое? — удивился Рябинин.
— А мы сейчас это выясним. Приступайте к допросу, — приказал Гостинщиков следователю.
Тот откашлялся и все-таки хрипло спросил:
— Фамилия, имя, отчество?