— Рябинин Сергей Георгиевич.
— Место рождения?
— Новгород.
— Семейное положение?
— Женат.
— Место работы?
— Вы же знаете…
— Отвечать! — тонким голосом крикнул Гостинщиков, задрожав палевой бородкой.
— Следователь прокуратуры Зареченского района.
— Национальность?
— Русский.
— Образование?
— Высшее, юридическое.
— Судимы?
— Нет.
Семенов лег грудью на стол, припечатав все бумаги, и, стараясь придать своему простодушному лицу особую хитрость, спросил:
— Чем вы занимались одиннадцать лет назад?
— Как чем?.. Работал техником в геологической экспедиции.
— Ага, работал, — вроде бы обрадовался прокурор.
— И с кем вы работали? — поинтересовался Семенов с каким-то тайным намеком.
— Ну, с геологами, техниками…
— Давно вы их видели? — теперь он спросил с деланным безразличием.
— Это мое личное дело.
— Молчать! То есть отвечать! — вновь крикнул Гостинщиков, придерживая скачущую бородку.
— Ну, видел кое-кого из них месяц назад…
— Говорить правду! — теперь крикнул следователь, заморгав от собственного крика белесыми ресницами.
— Ну, месяца два назад…
— Четыре! — рявкнул Гостинщиков.
— Неправда, — возмутился Рябинин.
— Товарищ Семенов, дай ему в ухо, — приказал работник Прокуратуры РСФСР.
Следователь мгновенно скинул плащ, бросил его на спинку стула и поплевал на руки.
— Физические воздействия запрещены, — слабо возразил Рябинин.
Но Семенов уже схватил его ладонь и сжал своими каменными пальцами. Не вытерпевший Гостинщиков забежал сбоку и клешней вцепился в затылок.
— Больно, черти…
Это были они — его геологи.
С этими людьми начиналась его молодость, с этими людьми он хотел бы жить в одной коммунальной квартире, и случись что, этих людей хотел бы видеть рядом.
Рэм Федорович Гостинщиков, научный сотрудник, кандидат геолого-минералогических наук. Старше Рябинина на десять лет. Они переговорили обо всем на свете: вечерами, ночами, за ужином, в поездах, а однажды пошли в маршрут и проспорили весь день, не увидев ни одной породы.
Димка Семенов, ровесник Рябинина, коллектор, а по-нынешнему — техник. Он не интересовался геологией, презирал степени и должности, но всю жизнь провел в экспедициях, потому что любил передвигаться по земному шару. Это он как-то поехал в поселок за хлебом и пропал на три дня; вернулся черный, обожженный, веселый — тушил горящую степь. Это он две ночи сидел, как верная жена, у спального мешка, в котором горел температурой простуженный Рябинин. Это он…
Это были они — его геологи, рядом с которыми Рябинин думал о себе чуть хуже, чем без них.
И промелькнуло, исчезая…
…Всю жизнь он в себе разочаровывается. Неужели был так сильно очарован?
— Забыл нас? — улыбнулся Димка, блаженно расплываясь круглым и добродушным лицом.
— Три месяца не заходил, подлец, — улыбнулся и Гостинщиков своей особенной улыбкой: наклонил голову, беззвучно приоткрыл рот и сузил глаза, отчего казалось, что он сейчас крикнет или запоет. Эту улыбку-ухмылку геологи деликатно звали мефистофельской, а за глаза — сатанинской. Поварихи всех полевых сезонов считали ее козлиной, хотя Рэм Федорович объяснял, что козлы не улыбаются.
— Три с половиной, — уточнил Рябинин.
— Э, все идешь по следу?
— Да не по одному. Братцы, сейчас все объясню…
— Тут мне ребята сухой рыбки подкинули с севера, — засуетился Димка, вытягивая из портфеля длинный и острый сверток.
— Э, мне геофизик приволок с вулкана обсидианчик. — Рэм Федорович из того же портфеля вытащил другой сверток, тупой и круглый…
Это были они — его геологи.
Из дневника следователя. Сегодня приходили мои геологи. Расстроили, разбередили… Как вернулся на одиннадцать… Нет, уже на двенадцать лет назад. Как побывал в юности. И мне показалось, что жить я стал не так — жить я стал хуже…
Давно не был в лесу. Давно не видел рассвета. Давно не обращался к себе. Давно не говорил с дочкой тайным бессловесным языком. С Лидой не говорил… Сердце давно не сжималось от гулкого восторга. Давно никого не жалел. Да я давно и не плакал…
Калязина не шла.
Перед допросом Рябинин обычно занимался пустяками — берег силы; не физические, а какие-то другие, которые могли уходить на необязательные встречи, на ползущие мысли или на случайные нервные вспышки. Он вяло разбирал следственный портфель. И удивился, обнаружив под фонариком пакет с двумя окаменевшими пирожками Лидиной выпечки: он их сразу узнавал по тупым носам и острым спинкам. Эти пирожки остались еще с мартовского выезда на место происшествия…