— Годился, годился!
— Очень даже неплохой!
— Тогда побьем-потрясем и обратно на место посадим. Согласны?
— Согласны! Согласны!
— Пусть остается! Нурислам совсем разошелся:
— Вот что я тебе скажу, палнамуч Кылысбаев, ты нас и волостью, и властью не пугай. Мы сами себе власть! В волость тоже, бывало, хаживали, дорогу знаем. И с начальством тамошним знакомы. Одного тебя в первый раз видим.
— Погодите-ка, товарищи! — высоко поднял руку Кылысбаев. — Это же не собрание. Это черт знает что такое!
— Ты сам вначале сказал, что это собрание и не собрание вовсе, напомнил Нурислам.
Кылысбаев, конечно, из самоуверенных гордецов, но не совсем же безмозглый, понимает: сколько бы жеребенок ни лягался, но горы не свернет. Кроме двоих-троих сомневающихся, Кулуш стоит крепко. Собрание без вожжей, без уздечки несется. Нужно и то сказать, в те времена ораторов назначать, подготавливать, определять, кто о чем должен говорить, заранее собирать голоса — обычая еще не было. У людей — что на уме, то и на языке. Потому неправой воле одного не подчинились. Кылысбаеву, чтобы потом дать отчет в волости, надо было что-то делать. Он ведь думал: «Приеду, разоблачу и скину. Делов-то, на пять минут…» Ан не вышло, дела закрутились по-иному. Самое простое, законное — поставить на голосование. Тут уж и волостное начальство не придерется.
— Вас понял, ступай, садись на место, — сказал он Ну рисламу. — Ты, Зулькарнаев, тоже садись.
— А печать? — забеспокоился Враль.
— Положи на место. Никто не тронет.
Нурислам вынул из кармана печать со штемпелем и положил на белую тряпицу. Но, спустившись со сцены, на место не сел, стал, прислонившись к печке. Еще неясно, может, кончилась схватка, а может, и нет, надо быть наготове.
— Одно дело разговор, товарищи, и совсем другое дело — документ. Мне документ нужен, — решил подытожить уполномоченный.
Но в этот раз слово «Документ» прозвучало не так грозно, как давеча, за это время в кулушевцах отваги прибыло.
— А где мы его тебе возьмем? — спросил кто-то.
— Брать не надо, — Кылысбаев уже совсем приглушил голос. — Все, о чем говорили, поставим на голосование и узаконим. Первым было предложение снять Зулькарнаева с работы. Ставлю на голосование.
Опять поднялся крик:
— Не было такого предложения!
— Не слышали!
— Кто предложил?
— Я, — сказал уполномоченный.
— Ты не из нашего аула!
— Ты его не выбирал!
— Высокий ямагат! С одной стороны, товарищ Кылысбаев тоже из нашей волости, большой начальник, палнамучем приехал к нам, с другой стороны, его слова тоже нельзя со счетов сбрасывать, — залебезил завсегдатай мечети Искандер. — Надо принять предложение.
— Ладно, пусть по его будет.
— Давайте руки поднимать!
— Ставлю на голосование первый вопрос. — Кылысбаев подошел к краю сцены.
Его тусклый взгляд во второй раз обошел всех собравшихся, на этот раз и сидевших в задних рядах не упустил.
— Кто за то, чтобы снять Зулькарнаева Кашфуллу с председателей, пусть поднимут руку. Смелее товарищи, смелее!
«Смелых» оказалось пять или шесть.
— А кто за то, чтобы Зулькарнаева оставить на месте? Дружно взлетели руки.
— Теперь поднимите руки те, кто воздержался! Клуб молчал.
— Воздержался кто или нет? Собрание в смущении молчало.
— Ты только погляди, о чем спрашивает, бесстыдник! — громко зашептала соседке Партизанка Шаргия. Даже ей стало неловко.
— Мы, браток, перед таким важным собранием не то что воздержались, еще и тахарат — омовение совершили, — весьма доходчиво пояснил Нажип с Носом. Только зачем это в волости нужно знать?
Тут наконец дошло и до Кылысбаева. Нет, такого черного невежества, как в Кулуше, он не встречал нигде! Уполномоченный вспыхнул от стыда и злости. Хотел было объяснить, уже рот открыл, но по тому, как заблестели глаза у опамятовавшихся кулушевцев, понял, что лучше разговор о воздержании на этом прекратить.
— Значит, так… — сказал он. — Большинством голосов Зулькарнаев остается председателем. Потворствуете, понимаешь! Так в протокол и запишем. Но смотрите, как бы потом сами не пожалели. Все, собрание закрыто. Расходитесь!
Народ расходился медленно, без обычного оживления. Хоть и настояли на своем, но на душе осталась смута.
— Забирай свою печать, — сказал Кылысбаев, не глядя на Кашфуллу. — Но вперед не попадайся. В другой раз не вывернешься.